сразу.
— Не гони гончих сразу, — светским тоном расходится демон. — Это перебор явно, но они давно намекали, что в эту сторону пойдут. Это оскорбление, конечно. Омеги — священны. Мы понимаем, Рапид.
— Я знаю.
— Он каждый раз все хуже и хуже выглядит?
— Старая уловка. — Ампулы достаю и иголку. — Дабы все надеялись, что вскоре сдохнет.
— Ты знаешь, я в жизни двух демонов страха встречал, вне континета. Но даже им до твоей паранойи далеко.
— Не тешь себя, что ты с моей паранойей знаком. Я постарше тебя буду.
Он там глаза явно закатывает, так как частенько такое от меня слышит.
— Я рад тебя слышать. И надеюсь, по шахтам карта у тебя красная ляжет. А потом перегруппироваться можно, брат. Я слышал усталость твою недавно и видел ее глазами своими. Сегодня ты — другой. Видишь, оно, как я и говорил, проходит. Всегда все проходит.
У меня нет братьев и Рок знает почему.
Никогда он не позволял себя такую откровенность, и… видать я впрямь дико устал последние годы, в попытках подобрать момент захвата «Ново-Я».
— Я позвоню тебе через неделю, — отрубаюсь.
Теперь время захвата компании никакого значения не имеет.
Запускаю себе в вену тройную дозу супрессанта. Предел. Еще пару дней, и мне понадобится четверная, но сдохнуть или одичать от непредсказуемых последствий передоза я пока не готов.
Яна Мишмол. Еще и нет у нее моей метки на запястье. Несвязанная пока со мной. Вроде смелая такая, забралась так высоко для Омеги, а на самом деле — трусиха полнейшая. У нее два дня остается, самой приползти. Не надеюсь, что она с умом их использует, потому что… как же она молода.
Такое имя у нее интересное. Любопытное. Яна.
Время захвата компании теперь бесполезно, так как войну я не начну сейчас.
И все из-за нее.
Но это все неважно.
Я сегодня узнал кое-что о ней.
Не из досье медицинского, где ни родителей, ни кого-либо другого вписанного не было.
А из глаз ее, из глубины ее увидел.
Она — очень одинока.
И я ее понимаю.
Это наконец-то случается дождливым днем, охваченным индустриальными туманами. На подстанции ИБ-ББА гремит авария, и эвакуируют даже один пограничный дистрикт.
Я не спешу на работу с утра, как раньше. Ночами я спрашиваю себя иногда: а зачем хожу туда вообще?
— К сожалению, Фредерико, я — любитель задавать вопросы.
Он смотрит на меня равнодушно-ленивым прищуром, а затем внимательно следит, как я наспех крошу салат, чтобы прихватить с собой на обед.
— Сегодня опять сборище, как я тебе рассказывала. Абсурд! Но я не думаю, что Рапид издевается надо мной…
Фредерико нахраписто вздыхает, как будто реально принялся внимать моему нытью.
— Что он вообще делает в той башне проклятой, и зачем изображать, мол, его какие-то процессы компании волнуют. Не хочу его видеть, — буркаю я. — Но… не могу. Не видеть. И знаешь, дорогой мой Фредерико…
Его иглообразные усы волнуются, так как я прямо пальцем указываю в серо-рыжую мордаху.
Гибрид дворового кота и горной крысы — гарантированно презирающий любого своего хозяина экземпляр.
— … мне кажется, у меня начинаются галлюцинации. Я точно знаю, что видела, как его рука…
… превращается в лапу прямо на глазах.
Но Рапид не может быть оборотнем. Не только потому что давно их истребили, а потому что иногда как раз оборотней находят, и те выжили благодаря изоляции и сокрытию. Они вынуждены скитаться, так как любого оборотня ждет эшафот.
При личном участии Инквизитора.
А Мясник на виду десятилетиями.
В полном здравии.
Все отловленные оборотни выглядят как полутрупы.
В «Ново-Я» зависаю в мастерской. Выкачать пар из головушки своей чугунной. На время поглядываю каждые десять минут. Совещание должно начаться ближе к вечеру.
Стараюсь на цыпочках обходить мысль о том, что вчера Рапиду я дала согласие.
И еще практиковала поцелуи на нем.
И еще и тупицей себя выставила, — вообще это вовсе неважно для меня обычно, — но в случае с Альфой почему-то досаду лишь усугубляет.
А когда отвлекаюсь от повтора пресс-конференции мерзких пуристов на макет по проекту #13, то внезапным озарением проникаюсь.
Рапид, на самом деле, только раз меня к себе в пещеру на семьдесят седьмом этаже позвал.
А мог бы каждый день вызывать.
Вместо очевидного он постоянно собирает совещания-массовки, и втыкает на меня.
Это не я одна тут трясусь от страха.
Он — тоже трус.
И что-то легче от подобного открытия не становится.
Каким бы привлекательным он мне не казался, каким бы странным, интригующим и немного… уставшим не был, Альфа Каин Рапид — такой же, как и другие Альфы.
Безразмерный эгоизм, который он и сам не в состоянии преодолеть, потому что — зачем менять то, что нормально и удобно и работает как по часам? Снисходительность, радикальность и деструктивное упрямство. Альфы могут себе позволить деструктив, не им же ведь с последствиями справляться. Они и конец света переживут.
Он собирается уничтожить мою работу и мои интересы и эмм… мою жизнь? — и тут же брови хмурит, что я не лечу, сломя голову, ему в этом помогать!
Стягивая, слой за слоем, резину с рук и окуная ладони в подогретую воду, я наконец-то нахожу силы взглянуть правде в глаза.
Я отдамся ему скоро. Он поставит мне метку на запястье. Раскрошит мой отдел и продаст абсолютно все, вместе с наработками. Я буду вынуждена с ним жить и обслуживать его. Молиться провиденью, что он не будет применять Альфа-приказы, иначе я… У меня остается только шанс уговорить Альфу лично на разрешение заниматься изобретениями в качестве хобби.
И я — последняя Омега на свете, способная уговорить кого-либо на что-то. Я лишена вообще… уловок этих. Где такому научиться? У всех вокруг это просто так получается.
И, может, с каким-то ординарным Альфой у меня возник серьезный шанс. Но с Мясником…
Он уже восседает во главе стола, когда захожу в зал. Гнетущая атмосфера облаком будто бы вобрала в себя все здание, и когда оттянутую тетиву отпустят…
Парадоксальным образом Рапид не смотрит на меня сегодня. Мой пульс учащается, постукивает вразнобой, словно иногда цепочка ударов за пределы нормы на метр выпрыгивает.
А когда он поднимается, воды себе еще набирает, он чуть ближе ко мне становится, буквально на сантиметров десять, но столь незначительная деталь запускает реактивный — залп за залпом — огонь в моем теле.
У меня голова кружится… от возбуждения.
Стыд куда-то на периферию рефлексий отодвигается.