и группа людей прижалась к нему, чтобы согреться. Я присоединяюсь к ним, и мы пьем горячий чай и жуем вяленое мясо, чтобы позавтракать перед началом дневного путешествия. Я ем медленно, уделяя время каждому кусочку. Не потому, что это вкусно — это не так, — а потому, что я боюсь мысли о сегодняшнем походе.
В конце концов, мой чай остывает, независимо от того, как медленно я его пью, и люди начинают вставать. Вэктал приходит к группе, чтобы забрать Джорджи, и он полон энергии. Снег и холод не беспокоят ни его, ни других ша-кхаи. На мгновение я горько завидую его невосприимчивости к холоду. Кажется несправедливым, что даже с вшой в груди мне должно быть так чертовски холодно.
— Давайте потушим огонь, — говорит Вэктал нашей маленькой группе. — Доедайте, а потом нам нужно идти. Такая хорошая погода продержится недолго.
— Хорошая погода? — Джоси задыхается.
— Скоро разразится буря, — говорит Химало, указывая на небо. — Посмотри, какие темные облака.
Хор женских стонов отвечает на его комментарий.
Я медленно поднимаюсь на ноги. Все болит и кажется скрученным в узел, и от перспективы еще большей непогоды мне хочется кричать. Я сажаю Пейси на бедро и поворачиваюсь к своей палатке, только чтобы обнаружить, что ее нет.
На ее месте стоят сани гораздо большего размера, и Пашов накрывает их содержимое большим кожаным чехлом.
Я с трудом пробираюсь по снегу к нему.
— Моя палатка исчезла?
Он поворачивается и смотрит на меня, затем подбегает, чтобы выхватить Пейси из моих рук.
— Я упаковал ее для тебя.
— Ты это сделал?
Пашов небрежно прижимает Пейси к себе и ухмыляется мне.
— Конечно. Я сделал ее для тебя. И я собрал ее для тебя. — Он хватает маленькую машущую ручку Пейси и слегка встряхивает ее. — Как поживает сегодня этот малыш?
— Он великолепен. — Я немного насторожена настроением Пашова.… но довольный. В этот момент он настолько похож на себя прежнего, что мне становится больно. — Однако его мамочка борется с трудностями.
Пашов тут же удивленно оборачивается. Он подходит ко мне, пробираясь по глубокому снегу, как будто это ничего не значит.
— Что такое?
Я качаю головой, извиняясь, что пожаловалась.
— Холодно. Но все в порядке. Мне просто нужно привыкнуть.
Он указывает на сани, которые упаковывает.
— У меня есть еще меха…
— Со мной все будет в порядке, как только я начну идти.
Он удивленно поворачивается ко мне.
— Ты хочешь сегодня тоже идти?
А?
— Эм, я не могу здесь оставаться.
— Я думал, что повезу тебя на санях. Как другие тянут за собой свои пары. — Его голос звучит почти застенчиво. Это намек на темный румянец, разливающийся по его синим щекам?
Моя пара… застенчива?
Я не могу не вздрогнуть. Мне никогда не приходило в голову, что из-за огромных пробелов в его памяти он не будет знать, как вести себя рядом со мной. Это всегда было связано со мной и с тем, насколько я ранена.
О мой Бог. Я начинаю понимать, что я большая дура. Он старается, не так ли? Он пытается понять, как он вписывается в это дело, а я все усложняю. Я и не подозревала.
— Я не хочу быть обузой, — шепчу я.
— Ты? Ты легкая и воздушная, как Пейси. Ты весишь не больше тонкого клюва-коса, — издевается он.
Я приподнимаю бровь в ответ на это. Я почти уверена, что среди большинства людей меня назвали бы «крепкой», и это не изменилось после родов. Но если он хочет так думать, он может.
— Твои сани выросли за ночь.
— Я понял, что могу унести больше. — Он протягивает мне руку. — И я освободил место для своей пары, как и должен был сделать вчера.
Я медленно вложила свою руку в его.
— Если ты уверен, что не возражаешь…
— Это доставило бы мне огромное удовольствие. — Его глаза блестят, как будто мысль о том, чтобы взвалить мой вес на сани, действительно является самой захватывающей вещью, о которой он думал за весь чертов день.
— Ну, тебе не обязательно выкручивать мне руку.
Пашов быстро отдергивает свою руку, и на его лице появляется ошеломленное выражение.
— Выкручивать тебе руку? Это то, что делают люди?
Я не знаю, смеяться мне или плакать.
— Ты ничего не помнишь о людях, не так ли?
Блеск в его глазах немного тускнеет.
— Я заново учусь тому, чему могу.
— Я знаю. И спасибо тебе.
ПАШОВ
Это то, что мне нужно, понимаю я, когда Стей-си неуверенно улыбается мне. Счастье моей пары. Такое чувство, будто что-то встает на свои места в моем сознании. Это то, что я должен делать. Это моя пара. Моя работа — не только заботиться о ней, но и делать ее счастливой. И в последнее время у меня это плохо получалось.
На данный момент ситуация меняется.
Я охотно помогаю ей забраться на сани. Я тщательно упаковал их так, чтобы сверху были уложены самые мягкие меха, а в передней части саней есть маленькое гнездышко, где она может свернуться калачиком и расслабиться, пока я ее тащу. Она садится, и я вижу удивление на ее лице, когда она поджимает под себя ноги.
— Это действительно удобно.
— Я рад. — Я вытаскиваю один из самых толстых мехов и укладываю его ей на колени, другой рукой придерживая сына. — Это подойдет? Должен ли я что-нибудь изменить? Что-нибудь переместить?
— Нет, все в порядке. Действительно. — Она натягивает одеяло на ноги, а затем тянется за комплектом. — Ты уверен, что это не будет слишком тяжело для тебя?
— Вовсе нет. Я сильный. Очень сильный.
— Ты все еще восстанавливаешься. — В ее голосе звучит мягкий упрек, но на лице играет улыбка.
Я очарован этим маленьким изгибом ее рта. Ее губы выглядят такими мягкими. Такими розовыми. Мой член поднимается в бриджах, отвечая на ее удовольствие, и я заставляю себя оставаться занятым, пока он снова не успокоится. В моей груди раздается низкий гул, который я сначала не узнаю.
Это резонанс.
Я удивленно потираю грудь. Мне не следовало бы удивляться. Конечно, я нахожу в ней отклик. Она моя пара, и даже сейчас мой комплект лежит у нее на коленях. Я слышу тихий звук и понимаю, что она поет мне в ответ, ее кхай отвечает моему. Я остаюсь неподвижным, ожидая, когда невыносимая потребность захлестнет меня. Чтобы песня стала настолько захватывающей, что у меня не будет другого выбора, кроме как откликнуться.
Вместо этого, это просто… приятно. Это остаток прошлого резонанса, — резонанса, который был стерт из моего сознания.
Я
