с сонливостью. — И вовсе не жестокая и не злая, как о них говорят.
— Кто?
— Три тысячи триста вторая.
— Ты бредишь, — поджал губы Э’эрлинг. — Утром она едва тебя не убила.
— Но не убила же, — его друг напоминал пьяного. Чахоточный румянец исчез с его лица, глаза больше не блестели от высокой температуры. — Прошлой ночью она приходила к нам. Накормила. Дала плед, когда заметила, что О’овул замерз.
Эльф говорил все тише, с каждой секундой его речь становилась все более бессвязной. Избавленный от мучений, он медленно, но верно погружался в пучину сна.
— И она принесет ключ, — шепнул А’алмар, обмякая на постели. — Принесет ключ… Такая добрая…
Э’эрлинг нахмурился, размышляя над словами друга.
Три тысячи триста вторая вернулась спустя сутки, таким же холодным дождливым вечером, каким уходила за ключом. То, насколько быстро она управилась, говорило о том, что ситхлифы передвигаются со скоростью, недоступной обычному человеку.
Полог палатки распахнулся, и в проеме входа в косых росчерках молний возникла фигура в черном плаще. Сначала Э’эрлинг решил, что это целительница. Он не ждал ситхлифу так рано, а знахарка часто навещала пленников в ее отсутствие. Приносила мази и другие лекарства, которые делали А’алмара вялым и пьяным. Плащи женщины носили одинаковые. Длинные, из плотной ткани, по которой, словно по черному стеклу, сбегали струйки воды. Да, Э’эрлинг был уверен, что это снова пришла целительница, странная женщина с пустым лицом, но вот фигура шагнула внутрь, и мокрый капюшон упал на плечи.
Три тысячи триста вторая взглянула на пленников исподлобья. От усталости черты ситхлифы заострились, под глазами залегли глубокие тени. Шрам казался жирной белой гусеницей, которая присосалась к ее лицу.
Женщина взмахнула рукой, достав что-то из кармана. С широкого рукава плаща во все стороны полетели брызги воды. На пол перед Э’эрлингом упала связка ключей — крупное металлическое кольцо, а на него нанизано больше сотни маленьких ключиков.
— Ты забрала все! — воскликнул эльф, содрогнувшись от ужасного понимания. Мысль о товарищах, которые до самого отпуска не смогут освободиться из плена поясов верности, заставила его похолодеть.
— Откуда же мне знать, какие из этих ваши, — равнодушно ответила ситхлифа, стягивая с себя грязные сапоги и избавляясь от мокрой одежды.
Э’эрлинг думал о следующем дне дойки. О том, что запасные ключи одиноких эльфов хранятся в храме трех богинь, а женатых — дома, у законных супруг. До этих ключей как до луны.
— Они же теперь… Зачем ты…
— Заткнись! — рявкнула ситхлифа, сверкнув желтыми глазами, которые еще мгновение назад мягко светились в полумраке изумрудной зеленью. Крылья ее точеного носа раздулись, и Э’эрлинг понял, что она жутко, запредельно устала и готовилась окончательно потерять терпение.
Сто восемь километров пешком, по грязи и холоду, без сна и отдыха. Сто восемь туда и сто восемь обратно. За сутки.
Она спешила принести ключ и избавить А’алмара от страданий. Каждая минута была на счету.
Пристыженный, он прикусил язык и подобрал с пола связку ключей.
А’алмар спал, одурманенный зельями, и во сне улыбался блаженной улыбкой младенца, избавленного от боли. Э’эрлинг растолкал его, чтобы сунуть в руки металлическое кольцо с ключами.
Друг выглядел осоловевшим. Болото навязанного сна не отпускало его, тянуло обратно в свои объятия, и он растерянно моргал, не понимая, что происходит.
Краем глаза Э’эрлинг заметил, что ситхлифа разделась — не только сняла с себя обувь и мокрый плащ, но и все остальное. В углу палатки на границе его зрения мелькнуло обнаженное женское тело, молочно-белое, тонущее в густых тенях. Плоский живот с темной ямкой пупка, полоски ребер, обтянутые кожей, два упругих холма плоти, качнувшихся от движения.
Сердце Э’эрлинга забилось чаще, и он опустил голову ниже, наблюдая за тем, как А’алмар перебирает ключи в связке и ищет нужный.
Ключи звякали. Доски пола скрипели. Взгляд то и дело устремлялся в темный угол шатра, где возилась голая ситхлифа. Она не стала одеваться, а завернулась в плед, набросив его на голову, как капюшон.
— Ну что, нашли свои? — зевнула Три тысячи триста вторая, прикрыв рот запястьем.
А’алмар издал победный клич, подняв в воздух маленький фигурный кусочек металла, потом задрал килт и принялся сражаться с замком.
Ситхлифа сидела в домике из пледа, подтянув колени к груди. Зевнув еще глубже, женщина склонила усталую голову на плечо.
Э’эрлинг подумал, что она не ела больше суток, и в неожиданном для себя приступе заботы подтащил к ней мешок с провизией, в котором еще осталось немного вина и вяленого мяса, но ситхлифа даже не взглянула на подношение. Ее взгляд путешествовал по килту пленника.
— А ты чего ждешь? Выпускай приятеля на волю.
Свой ключ Э’эрлинг тоже нашел, но не знал, что с ним делать. Мысль о том, что теперь он может в любой момент снять пояс верности, казалась дикой и даже кощунственной. Это было неправильно. Немыслимо. Недопустимо. Его член должен быть заперт, а ключ от замка — находиться в чужих руках и ни в коем случае не в его собственных. Его опасную мужскую природу надо все время держать в узде. Постоянно! Свободные мужчины думают только о том, что у них между ног. И только тем, что у них между ног. С самого детства им вбивали это в головы: только пояс делает их разумными существами, а без контроля они все превратятся в агрессивных животных, мечтающих лишь о драке и о случке.
Э’эрлинг верил словам эльфийской королевы и верховных жриц. Видел подтверждение этим словам, когда смотрел на другие народы. Человеческие мужчины постоянно насиловали женщин, земли орков не знали мирных времен.
Он боялся снимать пояс. И боялся оставлять ключ у себя, ибо искушение устраивать дойку чаще двух раз в месяц было слишком велико. Близость ключа, одна только возможность им воспользоваться уже влияли на его разум. Он чувствовал зарождающееся желание. Мышцы живота напряглись. Мошонка потеплела. Головка члена потекла и уперлась в прутья клетки.
Что ему делать?
Не брать ключ? Оставить его в связке? Но тогда он может потеряться.
Положить ключ в потайной кармашек внутри сапога и всеми силами бороться с искушениями плоти?
Как поступить?
Ключ лучше не держать при себе. Но не отдавать же его на хранение ситхлифе!
Теперь все его мысли были о ключе, спрятанном в потайном кармане внутри сапога. Каждую секунду он думал о возможностях, которые ему открылись.
Проклятый ключ будто раскалился на открытом огне и обжигал
