- Груша, я не хочу с тобой спорить. Я устала. Ты ведь сама знаешь, что случилось с Ветраном, иначе бы дубль сюда не попал, - я сидела сейчас, прижавшись спиной к очагу, и отстраненно наблюдала за родной стихией. Я не мешала ей, ведь рев до сих пор не стих. Пусть подавится, сволочь. Мне уже все равно. - Мне уже все равно, Груша. Так что, неси шкатулку, а я остаюсь. Я хочу к нему. Даже, если он меня ненавидит.
- Так какого ахирантеса ты тут сидишь?! Поднимайся и живо скачи к нему!
- Что?!
Груша сама от себя обалдела, но, как только перевела дыхание, заголосила вновь:
- Снимай со стены ходики и несись отсюда! К Ветрану она захотела, а сидит тут, как трахикарпус размазанный, топинамбуром тебя накрой!
- Груша, а зачем мне тетушкины часы? - только и смогла проблеять я, машинально отмахнув от нее особо ретивый язык пламени.
- Так Зигмунд же у нас - водная стихия и... Э-э, долго объяснять! Поднимайся, хозяйка!
Мне показалось, я обратно летела, сжимая в одной руке шкатулку с прыгающей внутри домовихой, а в другой - тетушкин раритет. Гири больно ударяли по ногам и постоянно путались между ними на своих цепочках и, наверное, будут синяки, но мне наплевать. Я со всех ног летела к нему:
- Сидишь, Зеня? - рухнула перед телом на колени. - Молодец. Ты вообще у нас - большой молодец. Только вот почему про воду ничего не сказал? - руками выворачивая заклинившие створки на часах, процедила сквозь зубы.
Кот, перепугавшийся моего буйного безумия еще больше, чем прежнего тихого помешательства, открыл было пасть, но, домовиха его опередила:
- Так он и не знал. Моя прежняя хозяйка сказала, что избавилась от нее сразу после возвращения из столицы, пустила в хорошее дело. Чтобы Зигмунд не расстраивался.
- Стася, это вы о чем сейчас? - наконец, выдавил он, с опаской косясь на, уже подавшиеся под моими пальцами пластинки. - ... Грундильда, как ты могла?!
- Та-ак, всем заткнуться... Мать моя... Их тут две, - растерянно уставилась я на извлеченную из часов, миниатюрную жестяную фляжку в форме восьмерки. - И крышек тоже две.
- Конечно, две, - хмуро буркнул кот. Потом посмотрел на меня, еще раз на фляжку, на Ветрана. - Хобья сила! Та-ак, сначала с синей крышкой. Это - мертвая вода. Лей ее на рану. Потом вторую. Это - живая. Ее тоже туда и ему в рот. Давай, Стася, лей!
- Лью...
Зарево было видно издали. Особенно хорошо - с Детишкиного холма на окраине деревни. Маг стоял на самой его вершине, запахнувшись в длинный форменный плащ, и смотрел в сторону пылающего на другом ее конце дома. На лице его и даже в глазах не было сейчас ни злости, ни досады. Лишь только легкая ухмылка разочарования. Потому что, он всего-то лишний раз, за свою не короткую жизнь убедился - если хочешь что-то сделать хорошо, то, делай это сам. Рискуй, но, делай.
Жаль, ведь все так хорошо складывалось. И четки эти, как раз приходились кстати. С энергией, в которой бурлили и томились не один и даже не десяток сильных, полных достоинств, драконов. Только выпусти, направь их в нужное тебе тело. А там... И покачал головой, вспомнив, что уже и заголовок придумал, чтоб в нужный момент подсказать этому писклявому прикормышу из главной газеты в Бередне: 'Дракон, пробужденный из спячки инородной магией начал свое кровавое шествие по стране. Кто следующий на его пути?' Банально, конечно, зато в точку. Эх, такое добро пропадает. Жаль...
Маг развернулся, поддерживая двумя пальцами сползший от ветра капюшон, и уже из-под сотворенной арки еще раз глянул на далекий огонь, протянув по-кошачьи:
- Ладно, живите. А яйцо надо приберечь. Вдруг, пригодится.
Арка его погасла как раз в тот момент, когда на холм с другой стороны влезли попялиться на пожар двое подвыпивших мужиков, возвращающихся из 'Семи тараканов'. Распрямивший спину первым замер, потом потряс головой и, хмыкнув, подтянул за локоть своего собутыльника... Все надо делать вовремя и самому...
Зима в этом году началась знатно. А за два дня до Солнцепутья намело такие сугробы, что Мэзонруж на целые сутки будто вымер, пока из них выбирался. Сейчас же снег местами расчистили, а местами просто протоптали в нем узкие тропки, обозначив тем самым степень своего гостеприимства. Ведь уже завтра косяками по домам потянутся румяные гости и начнут в звенящей морозной ночи вспыхивать жидкие фейерверки и хлопаться шутихи, эхом разносясь по округе. Но, это тоже, в зависимости от степени 'гостетерпимства'. Потому что прошлую мою шутиху, устроенную Гелией тетка Тиристина потом полгода вспоминала. А может, это и не в Гелии дело, а в том, что Алена ей тогда через забор посоветовала свою шутиху запустить, на гороховом супе, запитом крынкой молока... Ну, это я уже так, отвлеклась, любуясь на свои расчищенные до ноябрьского ледка (правда, исключительно, магией) дорожки, а пора и к делу возвращаться:
- Посмотри, так не криво?! - глянула я на умника, застывшего сейчас внизу.
- Нет! Закрепляй быстрее и давай домой. У меня лапы стынут, - демонстративно заерзал на снегу кот.
Подумаешь, не такой уж сегодня и мороз. Хотя, мне судить сложно:
- Ага, я сейчас, - и, поддернув с глаз шапку, не удержалась и еще раз оценила флюгер. - Скажи, Зеня, красивый? И не хуже почившего?
- Ну, что тебе еще сказать, чтобы ты оттуда слезла?!
- Скажи десять раз подряд! А, хотя, постой. Еще одно крепление довинчу.
А флюгер, действительно, был красивый - ажурная яблоня с маленькими, выпуклыми плодами на ней. Целых четыре штуки. Правда, без всякого символизма, а, просто в память о моем престарелом саде, тоже почившем, но, уже от топора и осенью. Потому что, если уж начинать жизнь опять и заново, то, одним новым домом не ограничиваться. И это только сначала кажется, что страшно. Подумаешь, по ночам повоешь в пропахшую гарью подушку. Хорошо, что она вообще уцелела. И хорошо, что есть, где жить и что есть. А еще хорошо, когда есть друзья и семья, которые всегда придут тебе на помощь... Правда, Алену к очагу я зря подпустила. Но, можно потом и замазать, если совсем страшно будет. Ведь дом, это не только стены и занавеси, это твоя душа... и тот, кто в ней до сих пор живет... Божий набалдашник.
- Что ты там притих?! - не оборачиваясь, поинтересовалась я у Зени. - Хвост не отпал еще?
- Нет! - демонстративно радостно оповестил кот. Тоже, видно, стойкость духа вырабатывает. - А скажи, Стася, та картина, что Алена тебе подарила, ты ее куда повесишь? Ну, там, где... Бередня?
- У своей кровати, - нехотя, буркнула я.
- Где?!
- У кровати своей! Чего пристал?! - с силой провернула я тугую гайку.
