киморта похищают, подготовились… Не в первый раз это делают. И ведь посмели же…
Челюсть свело; взгляд застлала ржавая пелена; выдох застрял в горле, и стоило немалых усилий снова начать дышать. Прежняя беспомощность отступила, растворилась в ярости. Странная лёгкость наполнила тело, и меч в руке казался не тяжелей пушинки. Морт слушалась даже не движения, а мысли, словно бы угадывала желания наперёд – и стекалась, стекалась отовсюду.
А макушки деревьев между тем мотало из стороны в сторону, точно бурей, хотя не было ни ветерка.
«Сперва – самое важное, – напомнил себе Алар. – Мечи».
Их было пятнадцать, ровно по числу дружинников, а у командира висел вдобавок на поясе небольшой кинжал, «колдовской», как сказала бы Тайра: он мог разрезать даже камень и никогда не тупился. Незаметно морт окутала каждый из клинков – а затем резко дёрнула вниз. Кое-кто пытался удержать меч в руках, но куда им было тягаться с силой эстры: оружие ушло под землю, точно камни – в воду.
«А теперь – люди».
…дружинники не успели сделать ровным счётом ничего, когда твёрдая почва под их ногами обратилась в болото. Ухнули под землю, проваливаясь кто по пояс, кто по грудь. Тихую прежде ночь огласили крики, сперва изумлённые, затем испуганные – и ругань: бранился тот самый усач, тщетно пытаясь выбраться.
«Наконец, предметы».
Морт сгустилась ещё сильнее – и вновь прокатилась по лагерю волной. Всё, в чём была хоть капля мирцита, хотя бы тень колдовства оказалось смятым, растерзанным, раскрошенным. Котелки, которые закипали сами по себе; одеяла, под которыми невозможно замёрзнуть; приспособления, отгоняющие змей, жуков, диких зверей; даже «вечные» лампы в седельных сумках у командира – ничего не уцелело.
На всякий случай Алар издали раздавил и погасил странную курильницу в южном стиле, хотя и не сумел разгадать её предназначения, и наслал ветер, чтоб разогнать дым.
И только затем кивнул сам себе:
– Вот теперь можно идти.
Когда он вошёл в лагерь – в тех же потрёпанных одеждах, с волосами, убранными под нелепый цветастый платок, без посоха и с обнажённым мечом в руке – дружинники увидели не давешнего эстру, которого легко могли уничтожить, стоило им только пожелать, а кого-то другого. И этот кто-то изрядно их напугал.
Но не всех.
– Т-ты! – выкрикнул усач, багровея от гнева. – Немедля прекратить! Ты хоть знаешь, кто перед тобой?
– Мертвец, – спокойно ответил Алар и, приблизившись, наступил ему на плечо, вдавливая в землю чуть глубже. – Который почему-то решил заговорить.
И после его слов стало вдруг очень-очень тихо, только ветки трещали в костре и гнулись верхушки деревьев на призрачном ветру.
Усатый захрипел.
– Хр-р… деревенщина! Простофиля! Наглец! – Он ушёл под землю уже по плечи, но продолжал брызгать слюной. – Как смеешь ты…
– Нет, – возразил Алар. Меч оттягивал руку; небо над головой побагровело из-за искажений морт. – Как смеешь ты – сквернословить и кривляться перед тем, кто много старше тебя, кичиться невеликой своей силой, одолженной у моего племени. Ты, видно, совсем забылся. Привык бить в спину, а потому побеждать… А теперь и вовсе замахнулся на то, на что смотреть-то не имел права. Как ты посмел прикоснуться грязными своими руками к моей ученице? К киморту? Ты, ничтожество, которое через двадцать жалких лет сгниёт на погосте, а она… ей ещё жить и жить – столько, сколько твой жалкий умишко и вообразить не в силах.
Глаза у усача округлились; с запозданием стал он осознавать, что всё взаправду, и рыхлая почва, которая тычется уже в подбородок, лезет в рот – тоже, и что остальные дружинники молчат, даже командир.
– Это п-просто девчонка, – пролепетал он, на глазах теряя спесь. – Замарашка… Таких двенадцать на дюжину! Лорга приказал…
– Замолчи, – резко бросил командир, который находился достаточно далеко, почти у самой скалы, около костра, но, тем не менее, всё слышал. – Не позорь себя.
– И что же он приказал? – спросил Алар мягко, не отводя взгляда от усача. У того затряслись губы. – Мало кто может смолчать, если кожу у него с руки сдёрнуть, как перчатку. Говори сейчас.
– П-привезти в столицу, – выдавил наконец тот. – По дороге окуривать дурманом, опаивать, п-приучать к повиновению… Пощади! – вырвалось у него. – Я не трогал её почти, клянусь, я…
Тайра резко выдохнула, прижав ладони ко рту.
«Что же он успел натворить?»
Накатила лёгкая тошнота, словно пришлось откусить от плода, а тот оказался гнилым.
– Значит, почти.
– Я осторожно! – выкрикнул усач, бешено вращая глазами. – Я по-отечески, проверить, не порченная ли… тьфу… хр-р… ха!
Он погрузился под землю, как уходит на дно камень, брошенный в омут – без звука, без плеска. Бессознательно Алар вытер свободную руку о край одежд и огляделся по сторонам:
– Кто-то ещё хочет со мной поговорить?
С кем он ни сталкивался взглядом – тот отводил глаза. Наконец подал голос командир – бледный, с пропотевшими, прилипшими к лицу и шее золотыми локонами, однако сохраняющий присутствие духа.
– Я поговорю, – произнёс он тихо. – С остальных и спрашивать нечего, они делают, что велят… Только сказать особенно и нечего. Лорга приказал забирать особенных детей и привозить их в столицу, на воспитание. Кому их передают, то
