Наверное, знай я раньше, что мне придется сутками не спать и решать бесконечные вопросы, от которых жутко болела голова, ни за что бы не отобрала у Сверра его титул. Впрочем, сетовала я исключительно мысленно, прекрасно зная, что будь у меня выбор, и я бы вновь сделала то же самое.
Как только утряслись первые волнения после боя, а необходимость держать армию в Минас-Тирите отпала, мы смогли вздохнуть спокойнее. Эомер и уже окрепшая Эовин вместе с большей частью своих войск вернулись в Рохан, Леголас, получивший письмо от отца, срочно отбыл в Лихолесье, пообещав вернуться как можно скорее, а остальные члены вновь воссоединившегося Братства Кольца оставались в городе, дожидаясь выздоровления малыша-Фродо. Их с Сэмом, пребывающих на грани жизни и смерти, из обломков извергнувшегося Ородруина спас Гэндальф, оседлавший одного из громадных орлов, обессилевших хоббитов вместе с другими ранеными и павшими воинами доставили в Минас-Тирит, и несколько безумно долгих дней каждый из нас искренне боялся того, что их глаза больше не увидят яркого солнца.
Хвала предкам, со временем пришел в себя Сэм, а немного позже стало легче и Фродо, и все мы смогли вздохнуть с облегчением.
Оборотни, разбившие лагерь у стен Минас-Тирита, с каждым днем все больше беспокоились, чувствуя себя на открытом пространстве неуверенно и явно соскучившись по дому, и я, убедившись, что без моего присутствия друзья могут обойтись, приняла решение вернуться в Серый Оплот. Элладану и Элрохиру, только воссоединившимся с названной сестрой, эта идея совсем не нравилась, как и моим друзьям, старательно отговаривающим меня от этой затеи, однако теперь я должна была заботиться не только о себе, но и об огромной стае, поэтому не могла позволить себе передумать.
Попрощалась с близкими, обещая вскоре встретиться вновь, посадила на крепкую невидимую цепь сопротивляющуюся волчицу, отчаянно не желающую покидать свою пару, а после, боясь взглянуть в любимые серые глаза, просто сбежала, как последняя трусиха.
После всего того, что случилось, после всего пережитого вместе кошмара, в присутствии Боромира чувствовала я себя в крайней степени неуверенно, искренне не знала, как себя правильно вести, а еще совершенно запуталась в собственных эмоциях, впервые в жизни неспособная их контролировать. Знакомый хмурый, сосредоточенный образ будил в теле горячие воспоминания о жадных, требовательных поцелуях, сминающих губы, пальцы буквально чесались, так сильно хотелось запустить их в жесткие медные волосы, а хриплый голос пробирал до дрожи, и я совсем не понимала, что с этим делать. У нас с гондорцем было множество проблем помимо моих душевных терзаний, срочные дела не терпели отлагательств, и обо всем остальном можно было подумать позже.
О том, что произошло в моем шатре, никто из нас не говорил и не вспоминал, незаметные переглядывания, которые я себе, не сумев удержаться, позволяла, разжигали в груди огонь и тревожили волчицу, раздирающую когтями ребра, и порой мне казалось, что я задыхаюсь. Это было глупо, ведь еще совсем недавно я так отчаянно рвалась сюда, к Боромиру, желая быть рядом, а теперь приходилось прилагать множество усилий, чтобы не поддаться инстинктам.
Возможность ненадолго убежать подальше от этого запаха, голоса и взгляда была для меня почти даром предков, Боромира Арагорн так удачно отправил с одним из отрядов за день до этого, и я, воспользовавшись этим, поспешила покинуть Минас-Тирит, запретив себе лаже думать о боли, причиняемой расставанием. Рядом в седле покачивалась такая же недовольная, тоскующая Маргрит, волчица которой маялась не меньше моего, и в этом чувстве мы с гончей были схожи.
В Сером Оплоте, среди холодного камня и безграничного леса действительно стало совсем немного легче. Жизнь, поутихшая с отходом армии, вновь забурлила, заиграла новыми красками, и я, впервые необязанная куда-то бежать и что-то решать, буквально захлебнулась этим морем эмоций и чувств. Поняв, что новоиспеченная королева не самый худший вариант, и что им не нужно больше бояться, как было при правлении Сверра, оборотни как-то неуловимо расслабились и словно бы перевели дух, успокоившийся в родных стенах Ингварр больше не был таким угрюмым, перестав ежеминутно волноваться за мою неблагополучную персону, а Маршалы, по достоинству оценив достижения своей альфы, вновь присягнули на верность, только на этот раз — с куда большей охотой и искренностью.
Тело лорда Асбранда, как и тела многих других почивших воинов, были доставлены в Серый Оплот с почестями, и похоронены, как требовали того традиции стаи, и на обряде прощания с храбрыми оборотнями, погибшими за свою свободу, я не смогла сдержать искренних слез. Мне было больно и стыдно, я до сих пор винила себя в смерти каждого, пусть и знала лично не всех, и отчаянно боялась посмотреть в глаза родственникам и друзьям, оплакивающим павших. Я видела жену и дочь Второго Маршала, видела многих других горюющих оборотней, но, что удивляло меня больше всего, никто из них не обвинял меня. Они не стыдились своих слез, бегущих по щекам, они молились предкам, прося для почивших удачной охоты там, за гранью, и я не услышала ни одного упрека или злого слова, которых так боялась и которых ждала.
И это открытие поразило до глубины души.
Я всю свою жизнь провела среди эльфов, доводилось мне общаться и с людьми, но оборотни как-то неуловимо отличались от них всех, и в мое прошлое пребывания в Сером Оплоте, когда я была опоена волчьим аконитом, мне не приходилось обращать на это внимания. Сейчас же, оказавшись в самом сердце стаи, я совсем не ожидала, что смогу почувствовать себя… словно бы на своем месте.
Волки были другими, были свободными, и для них больше не существовало жестких рамок и правил, которые установил Сверр. Здесь не было необходимости соблюдать жесткий этикет, здесь никто не требовал ненужной учтивости и любезности. Здесь была альфа и была ее стая, и каждый в этой стае был равен. Я своими глазами видела, как Скьельд, словно молодой мальчишка, позабыв о титуле Маршала, дурачится с маленькими щенками на лесной поляне, видела, как лорд Халльгрим, сменив меч на молоток и гвозди, помогает чинить крышу женщине, потерявшей на войне мужа, видела, как Ингварр с Маргрит прокрадываются на кухню за сладкими лепешками, а розовощекая повариха делает вид, что не замечает этого, и видела, как восторженно кричат дети, прыснув в разные стороны, когда я застала их на уродливом каменном троне с волчьей головой.
Они не боялись быть другими, они не пытались перекраивать себя, и я, наблюдая за их поведением, понимала, что мне придется еще многому научиться, если я хочу быть достойной звания полноправной хозяйки Серого Оплота.
Весть о том, что официальную делегацию оборотней ожидают в Минас-Тирите, достигла нас спустя две недели после возвращения домой. Тройка всадников, облаченных в уже знакомые серебристые доспехи доставила свиток плотной желтоватой бумаги с гербовой печатью, и он стал причиной очередной бессонной ночи, которую я провела на подоконнике в своих покоях, рассматривая безоблачное небо, устланное фонариками звезд, и размышляя о том, что же делать дальше. Свернувшаяся где-то у сердца трусость шепотом предлагала написать вежливый отказ и никуда не ехать, чувство долга строго заявляло, что пропустить коронацию Арагорна мы не имеем права, а совершенно разошедшаяся среди своих волчица предупреждающе зарычала, угрожая попросту захватить власть над разумом и убежать к паре без моего на то позволения.
С раздраем в душе справиться мне за все это время так и не удалось, я по-прежнему боялась и злилась на саму себя, буквально ненавидя Сверра за то, что он даже из-за грани продолжает мучить меня, словно ему было мало. Воспоминания о пережитом кошмаре сменялись другими, полыхающими в сознании пожаром, искренне ненавидимое уродливое лицо превращалось в совершенно другое, изученное до малейшей черточки, и я, так и не разобравшись в себе, следующим утром отправила отдохнувших с дороги всадников обратно в Гондор с положительным ответом.
