Он открыл рот. Змея заползла туда и исчезла. Ларкин сделал глотательное движение.
— Жизнь темного чародея забавнее, кузина. Ты сама увидишь. Мы такие, какими нас создала природа. Тьма предначертана мне судьбой. Зачем отказываться от нее?
Его раздвоенный язык мелькнул в воздухе и скрылся за губами.
— Я не понимаю твоей озабоченности. Ты же видела Ридли. Она прекрасно проводит время.
— Ты предатель!
Лена вышла из себя. Над нами снова загремел гром, и дождь усилился.
— Он не единственный предатель, Лена, — произнесла Сэрафина.
Она сделала несколько шагов вперед.
— О ком ты говоришь?
— О твоем любимом дяде Мэконе.
Сердитый голос Сэрафины подсказал мне, что она ненавидела Равенвуда — ведь тот забрал у нее дочь.
— Ты лжешь!
— Нет, это он обманывал тебя. Разве он не говорил, что твоя судьба предрешена? Что ты не имеешь выбора? Что сегодня ночью на твой шестнадцатый день рождения ты будешь объявлена светлой или темной?
Лена упрямо покачала головой и приподняла ладони к небу. Вслед за раскатом грома хлынул ливень. Она с трудом перекричала шум дождя:
— Так оно и происходит. Ридли, Рис и Ларкин могут подтвердить.
— Все верно. Но ты другая. Сегодня ночью ты не станешь объявленной. Тебе придется самой объявить себя.
Слова повисли в воздухе. Объяви себя сама. Казалось, что время вновь остановилось. Лицо Лены стало пепельно-серым. На миг я подумал, что она сейчас потеряет сознание.
— Что ты сказала? — прошептала она.
— У тебя есть выбор. Я уверена, твой дядя скрыл такую информацию.
— Это невозможно.
В моих ушах свистел ветер. Я почти не слышал голоса Лены.
— У тебя есть выбор, потому что ты родилась природной феей — второй в семье Дачанис. Я тоже родилась феей, хотя позже стала фурией.
Немного помолчав, Сэрафина процитировала знакомый стих из «Книги лун»:
— «Первая персона будет темной, но вторая может выбрать другой путь и вернуться назад».
— Я не понимаю.
Ноги Лены подогнулись. Она упала на колени в высокую траву. Длинные черные волосы закрыли ее лицо.
— У тебя всегда был выбор. И твой дядя знал об этом.
— Я не верю тебе!
Лена подняла руки вверх. Куски земли вырвались из грунта и начали вращаться в вихре. Мне пришлось прикрыть глаза, потому что комья грязи разлетались во всех направлениях. Я попытался перекричать рев бури, но, похоже, Лена не услышала меня.
— Не верь ей! Она темная! У нее нет никаких человеческих чувств. Ты сама так говорила.
— Зачем дяде Мэкону скрывать от меня правду?
Лена повернулась ко мне, как будто только я знал ответ на ее вопрос. Но я не знал. Мне нечего было сказать. Она топнула ногой. Земля задрожала, затем покатилась волнами подо мной. Впервые за все годы своего существования наш город пережил землетрясение. Сэрафина улыбнулась. Она знала, что Лена не контролирует себя. Над нашими головами полыхал электрический шторм.
— Достаточно, Сэрафина! — донесся с поля голос Мэкона.
Равенвуд вышел из пятна тени, где секундой раньше ничего не было.
— Оставь мою племянницу в покое.
В лунном свете он выглядел иначе — менее похожим на человека. В фигуре появились звериные черты. Лицо помолодело и сузилось. Он был готов к сражению.
— Ты говоришь о моей дочери? О девочке, которую ты отнял у меня?
Сэрафина выпрямилась и пробежала пальцами по телу, как солдат, проверявший амуницию перед боем.
— Как будто она что-то значила для тебя, — спокойно ответил Мэкон.
Он поправил свой костюм — как обычно, чистый и выглаженный. Из кустов за его спиной выбежал Страшила. Зверь слегка задыхался. Наверное, он мчался изо всех сил, стараясь догнать хозяина. Этой ночью Страшила уже не казался собакой. Он принял свой естественный облик — облик огромного волка.
— Мэкон, не нужно ссориться. Я и так уже пропустила вечеринку дочери. Сегодня ей исполнилось шестнадцать лет. И это ночь ее объявления. Осталось около двух часов. Я ни за что на свете не пропущу такое событие.
— Тогда ты будешь разочарована, поскольку ничего не увидишь. Мы тебя не приглашаем.
— Очень жаль. Потому что я сама пригласила кое-кого, и он жаждет повидаться с тобой.
Сэрафина улыбнулась и щелкнула пальцами. У ствола ивы, где секундой раньше никого не было, материализовался незнакомый человек. Он чем-то напоминал мне Равенвуда.
— Охотник? Где она выкопала тебя?
Незнакомец был выше и моложе Мэкона. Гладкие черные волосы обрамляли бледное лицо. В отличие от Равенвуда, который выглядел южным джентльменом прошлого века, мужчина предпочитал современную моду. Одетый во все черное — кожаную куртку, джинсы и высокие ботинки, — он напоминал кинозвезду с обложки журнала. Кэри Грант в исполнении Мэкона уступал ему в экспрессии и стильности. Но я понял, что он тоже был инкубом, причем плохим (если только среди них встречались хорошие).
Мужчина оскалился в подобии улыбки и начал кружить вокруг Мэкона.
— Брат! Сколько времени прошло!
Мэкон повел плечами, словно готовился к схватке.
— Не очень много. Впрочем, я не удивлен, что ты спутался с ней.
Охотник захохотал — хрипло и громко.
— А с кем, по-твоему, мне водить компанию? С горсткой светлых чародеев, как это сделал ты? Какая глупость! Я имею в виду твою идею, что можно уйти от своей природы. От нашего семейного наследия.
— Я сделал выбор, Охотник.
— Выбор? Ты так называешь этот фарс?
Мужчина снова засмеялся, приближаясь к Мэкону.
— Больше похоже на фантазию. Ты не можешь выбирать другую судьбу. Инкуб не может стать ангелом. Какая разница, пьешь ли ты кровь или поглощаешь что-то другое? Ты по-прежнему остаешься темным созданием.
— Дядя, она говорила мне правду?
Дену не интересовала беседа Мэкона и Охотника. Сэрафина пронзительно засмеялась.
— Действительно, кузен! Скажи девочке правду. Хотя бы раз в жизни.
Мэкон смущенно посмотрел на племянницу.
— Не все так просто, Лена.
— Но это правда? Я имею выбор?
Ее волосы спутались в мокрые сосульки, с которых стекали струйки воды. Естественно, Мэкон и Охотник были сухими. Незнакомец прикурил сигарету. Похоже, он наслаждался назревавшей ссорой между Леной и ее дядей.
— Так это правда? — еще раз повторила она.
Равенвуд посмотрел на Лену и устало вздохнул.
— Да, ты имеешь выбор. Очень сложный выбор. С тяжелыми последствиями.
Внезапно дождь прекратился. Ветер стих. Если над нами бушевал циклон, то мы находились прямо в его центре. Лена испытала потрясение. Я не слышал ее голоса в своем уме, но знал, что она чувствовала. Счастье, потому что она наконец получила возможность самостоятельно определять свою судьбу. И гнев, потому что у нее больше не было человека, которому она безмерно доверяла. Лена смотрела на Мэкона, как будто впервые видела его. Ее брови мрачно хмурились.
