Вновь возникает такое же напряжение, что появилось и когда Дэннис обнял меня. От его рук и тела некуда было деться. У него оказались очень сильные, но нежные руки, которые сжали меня в объятиях так осторожно, словно я могла рассыпаться от одного лишь прикосновения. А когда парень отстранился, на меня обрушилась пустота.
Так не должно быть. Я не должна это чувствовать. И не должна хотеть, чтобы это повторилось.
Замечаю, как нервно дёргается его кадык, прежде чем он шепчет:
— Спасибо.
И его ищущий взгляд вновь спускается к моим губам…
— Алану можно будет доверять, только если… — звонкий голос Даны обрывается на половине фразы, когда она стремительно входит в комнату, а затем замирает на пороге, глядя на нас, и мы с Дэннисом, не сговариваясь, отшатываемся друг от друга и оборачиваемся к полкам, вперяя взгляды в горшки с растениями.
— Если завтра утром люди Бронсона нас не схватят, — гораздо тише и с меньшим воодушевлением заканчивает предложение Дана, подходя к нам, но мои щёки пылают, и я не нахожу в себе сил взглянуть на девушку.
— Нет никаких «нас», — отвечает Дэннис грубовато и поворачивается к Дане. — Ты едешь к Ньюту.
— Это не обсуждается, — с чувством собственного достоинства говорит девушка. — Нас могут схватить уже сегодня.
— Именно поэтому ты едешь к Ньюту прямо сейчас. И нет никаких «нас», — напоминает Дэннис бесстрастно, однако решительно.
— Джонс может всё рассказать Бронсону, тот не накажет нас сразу, а заманит в ловушку.
— Алан не любит тайные договоры с теми, — говорит Дэннис, — кто посылает следить за мной, а ещё одного солдата — следить за ним. И вообще что-то подсказывает мне, что он не пойдёт на такой шаг. В нашем обществе есть девушка, к которой он неравнодушен, — со вздохом произносит Дэннис.
Дана усмехается.
— Это давно в прошлом, сам знаешь.
— Я говорю о другом человеке, — предупреждает парень, и я чувствую, как они одновременно смотрят на меня.
Теперь я точно не найду сил обернуться.
Раздаётся звонок, и Дэннис вставляет в ухо наушник:
— Да, Алан. Уже соскучился?
Прохаживаясь из стороны в сторону, парень несколько минут внимательно слушает, что ему говорит воин, но Алан что-то шепчет, и я не слышно ни слова.
— Что? — хмуро переспрашивает Дэннис, и я невольно оборачиваюсь, замечая, как он бросает на меня напряжённый взгляд и приподнимает одну бровь в ответ на слова, которые я не слышу, приоткрывает рот, шумно выдыхает, проводит ладонью по переносице и закрывает глаза, растирая их пальцами, а потом резко отпускает руку, и она безвольно падает.
— Отбой, — шепчет парень с видом человека, который пытается смириться с неизбежной болью.
— У нас много работы? — спрашивает девушка, как и я, не сводя взгляда с Дэнниса.
— Дана, ты не будешь в этом участвовать, — шепчет парень устало.
— Чёрта с два! Ещё как буду, — обещает девушка. Дэннис пытается что-то сказать, но она перебивает его: — Я прошу тебя, не начинай, этот бессмысленный разговор.
— Нас поймают с поличным!
Дэннис запускает ладонь в волосы и начинает перебирать их, словно у него раскалывается голова.
— Мы встретимся с повстанцами, — произносит он, и я чувствую, как всё моё тело начинает трясти.
— Завтра? — обеспокоенно спрашивает Дана.
Он поднимает голову. В глазах — тоска и отчаяние.
— Сегодня ночью.
Я должна унять биение сердца, или его услышат все жители этой станции…
— Динаты приехали раньше, — шепчет Дана. — Значит, у нас мало времени.
В её голосе звенит возмущение, и парень отвечает в тон:
— Я сделаю вид, что не услышал твоё нелепое замечание: нет никаких «нас», — в третий раз повторяет Дэннис, но девушка вновь игнорирует его. Она решительно поворачивается ко мне и говорит:
— Прежде чем всё начнётся и нас поймают с поличным, думаю, нам нужно ещё раз познакомиться, Габриэлла с планеты Земля.
Девушка загадочно улыбается и протягивает мне руку.
— Добро пожаловать. Меня зовут Дана. Я сестра Дэнниса.
ГЛАВА 34 (Дэннис). ПЕЧЬ, ПОЛНАЯ ОГНЯ
Я выбегаю из комнаты и опираюсь на стену. Сердце болезненно колет, и трудно дышать. Он обманул. Его слова не могут быть правдой. Мама жива! Жива!
«Террористический акт, — звучит в сознании голос отца. — Платформа сгорела, как и судно. Был взрыв. Космические лифты разрушены… Погибли многие… Эллен».
— Не может быть, — шепчу я вновь и вновь. — Не может быть.
Кто-то кладёт мне на плечо тёплую ладонь, но я оборачиваюсь только спустя несколько минут. Ньют Оутинс. На моём лице, искажённом отголосками боли, что взрывается в груди, как атомные бомбы, отражается неожиданный и пронзительный прилив радости и надежды, потому что лицо мужчины перекашивается.
— Ничего не вышло, парень, — шепчет он надломленным голосом. — Я искал её повсюду, но так и не нашёл… Она осталась там…
Не вышло. Не нашёл. Осталась.
— Прости меня…
Прости меня? — Просто «прости меня»?
В мои онемевшие руки Ньют кладёт цепочку с кулоном, ту, что ему дала мама, в день, когда я видел её саму в последний раз…
Несколько секунд. Всего каких-то несколько секунд, в течение которых для тысяч людей на Тальпе не происходит ровным счётом ничего, но во мне в это мгновение ломается что-то важное, как будто по одной из несущих конструкций дамбы идёт трещина, и плотину прорывает… Мрак, что таился где-то в одном-единственном уголке души, вдруг пульсирует, расширяется и растекается тягучей смолой, которой так много, что достаточно всего одной искры, чтобы всё запылало огнём.
— Это видеозаписи Эллен. Они были сделаны во время сеансов с роботом-психологом. Так ты получишь ответы хотя бы на некоторые вопросы.
Ответы на вопросы? На какие? — Остался только один: как я это допустил?!..
— Другие так и останутся навсегда тайной. Тайной, которую с собой в могилу унесла твоя мама.
Вот и искра.
Нет даже секундного промедления перед тем, как я заношу кулак и ударяю Ньюта со всей силы. Первый раз. Второй. Третий. Он не сопротивляется, и я теряю счёт ударам.
Хочу убить отца. Хочу, чтобы весь мир исчез к чёртовой матери. Хочу исчезнуть сам. «Ты виноват, — шепчет чернота внутри меня, пытаясь прорваться наружу. — Виноват только ты, и знаешь это сам».
Я кричу и обессиленно падаю. Виноват я. Но только Ньюту я доверял. «Вот именно, — шепчет всё тот же голос. — Только ему ты мог доверять. А теперь не осталось никого». Теперь вообще ничего не осталось. Один лишь мрак. Один, один, один. И ты глубоко одинок, а твоя душа корчится в судорогах и извивается от боли…
* * *
«Тебя мучает то, что ты делал?»
Голос Марвина Вуда звучит в сознании точно, как это было в действительности, — неуместно воодушевлённо, особенно в сравнении с почти жестокими словами.
«Тебя мучает то, что ты делал?»
Я неспешно застёгиваю пуговицы на запястье, а затем верхнюю — на рубашке со стоячим воротником, поднимаю голову и вижу себя в отражении. Весь в чёрном. Как в прежние времена.
Воспоминания врываются в голову без спроса. В сотый раз слышу слова, которые, вероятно, будут преследовать меня до самой смерти: «Что бы ни было, оставаться человеком — единственный выход. Делать то, что диктует совесть, даже если это затронет близких. Кровное родство ещё ничего не значит… Я не смогла поступать по совести и при этом защитить близких. Не знаю, Дэн, как это возможно, но ты справишься. Я уверена. Ты умнее меня».
Мелодичный голос мамы звучит в моей голове снова и снова, причиняя почти физическую боль. Я закрываю глаза, и перед внутренним взором стоит её лицо: миндалевидные чёрные глаза, властный разлёт бровей, медный оттенок тёмных волос… А следом сразу же возникает ужасающая картина — как я вбегаю в комнату и вижу маму лежащей на диване. На щеках ссадины, из носа течёт кровь, губа разбита, перепачканная кровью футболка задрана и собралась под грудью, на рёбрах рана, края которой стянуты стежками, сделанными наспех, а на полу валяется окровавленный нож…
