Грифон склонил голову набок и коротко кивнул. Он относится к разумным животным, и говорить не способен, но понимать и общаться — вполне. И главное в общении с ними — уважение к их интересам. Точно, как с подростком…
— Я понимаю, что ты бы лучше погулял. Погода — шик! Столько луж, весь день плескаться бы! — грифон закивал активнее, и глаза его расширились. Если верить учебнику, тут одно из двух: либо страх, либо восторг. Надеюсь, что второе. — Но увы, сейчас не время. Чуть позже ты обязательно погуляешь. Любишь в лесу на дичь охотиться? Не сомневаюсь, ты замечательный охотник!
Животное встрепенулось, вытянулось во весь рост и, прогнув спину, гордо подняло клюв. Перья распушились, и даже шерсть на туловище словно стала плотнее, делая его зрительно больше. Грифон горделиво зашагал в сторону своей конюшни, по пути смерив парня в кожанке надменным взглядом, а когда уже зашёл, полоснул того хвостом по лицу. Парень замахнулся, чтобы хлестнуть грифона его же поводом, но сдержался, позволив тому устроиться в стойле. Вернее, это скорее была комната, чем стойло: словно мелкое помещение в общежитии с лежаком, пародией на стол и даже окошком.
— Ты!.. — он обернулся ко мне с таким выражением лица, словно я ему замок в песочнице поломала. Но ничего не сказал, только скрипнул зубами и ушёл в конюшню вслед за грифончиком.
Пожав плечами, я развернулась и собралась было дальше осматривать окрестности, как сообразила, что в гробовой тишине округи этот парень был единственным человекообразным. У него хотя бы спросить можно, куда мне идти дальше, а то по этой грязище наугад прыгать… так себе затея, скажу я вам. Как бы мне ни хотелось закончить это несостоявшееся знакомство, пришлось крикнуть:
— Постой! Не знаешь, кто тут главный по конюшням?
— Ты же умная, сама поди разберёшься, — ответил он, не прекращая натирать плоской щёткой бок кайфующего грифона. Того самого, который только что был с трудом водворён в конюшню. Если парню придётся ему ещё и лапы отмывать… Сочувствую. Честно.
Я закатила глаза, в очередной раз огляделась и, обнаружив неподалёку дощатую дорожку от одной из конюшен к домам кентавров, решительно поскакала туда. А что ещё делать оставалось? По поводу поисков куратора наказания мне никаких комментариев не дали, а сообразила я слишком поздно. Искать ради этого доктора По было уже недосуг.
На двери не оказалось ни самой обыкновенной кнопки звонка, ни даже молоточка, чтобы постучать. Пришлось так, кулаками колотить.
Открыли только с пятой попытки, когда я уже отчаялась дождаться ответа. На пороге стоял мужик средних лет… вернее, кентавр средних лет. На две головы выше меня с кудрявыми волосами средней длины, беспорядочно падающими на шею, месяц не бритой бородой и… совершенно голый. Никогда не понимала, почему люди стесняются ходить без одежды, а этим — всё равно. Оденутся только если холодно. Ну, и женщины обычно всё-таки одевают рубашку. Прозрачную. Извращенцы.
Глаз невольно косился в сторону «добра» кентавра, где-то между задних… лап? копыт? ног? Но так как стоял он ко мне прямо лицом, разглядеть не выходило.
Мда, и кто из нас тут извращенец…
— Чего надо? — поприветствовал он меня, выдыхая плотный перегар и заставляя поднять глаза. Лицо его находилось на добрых полметра выше моего, пришлось задрать голову.
— Мне нужен главный по конюшням. Я от доктора По, меня наказали и…
Последний звук был непроизвольным писком, после чего я замолчала, так как кентавр сделал шаг вперёд, простучав по деревянному полу всеми четырьмя копытами, и остановился буквально в нескольких сантиметрах, продолжая смотреть мне в глаза ровно сверху вниз. Я вжала голову в плечи.
— Так иди к малому, нам-то чего? Хотишь работать — работай, не хотишь — не работай.
— К… какому…. малому? — выдавила я, не рискуя выпрямляться.
Кентавр резко развернулся внутрь дома и оглушающим рыком проорал:
— Керр! Как там малого звать?
— А я почём знаю! — раздался изнутри раскатистый хрип. — Я ему не мамка!
Курчавый полулюдь снова посмотрел на меня, чуть покачнулся и ухватился за косяк.
— Там малой, короче. Белобрысый такой металлюга. Он типа тоже того… наказан. Вали к нему. А мы тут… работаем.
Он повернулся и, одним шагом скрывшись за порогом, хлопнул огромной тяжёлой дверью.
Я разочарованно вздохнула: своё хозяйство рассмотреть он так и не дал, а кентавры вблизи мне пока ещё не попадались. Разве что в детстве, но тогда я на такие вещи внимание не обращала. Интересно ведь! Ходят слухи, что иногда они и с людьми… сношаются. Интересно, в результате получаются пони?
С тоской посмотрев на конюшню, от которой только что прыгала, я тяжело вздохнула. Возвращаться к парню в кожанке не было никакого желания. Что делать, раз сказали, надо хотя бы узнать, что тут наказанные делают…
Только я сделала первый шаг на деревянную дорожку, как замерла, вперившись взглядом в сломанную дощечку под ногами. Кентавр сказал, что тот белобрысый тоже наказан. Значит ли это, что он?..
Сириус Толль! Я только что поругалась с Сириусом Толлем! И ведь могла же сразу сообразить! В округе никого больше не видать, а По обещала мне в пару именно его. Что же, гром и молнии не мечутся, небо не разверзлось, ураган не поднялся… Может, слухи всё преувеличивают? Или вовсе врут?
Что сделано — то сделано, остаётся надеяться на лучшее и возвращаться с повинной.
Поверили? Ха! Извиняться мне нечего, это он меня благодарить должен. Сам мне нахамил, между прочим.
— Тук-тук, — сказала я, выглядывая из-за двери. — Можно?
Толль драил лапы развалившегося на спине, словно счастливый кот, грифона. В ход пошла кастрюля с горячей обильно вспененной водой, и мочалка. Самая настоящая, огромная мочалка, мягкая такая, губчатая. Человеческая. Да у грифонов тут спа, я погляжу!
— Чё ещё? — буркнул парень, не поднимая глаз.
— Я тут как бы тоже наказана…
На этот раз он удостоил меня взглядом. Надменным таким взглядом измазанного по уши в грязи графа. Даже шарф у него был уже не столько белым, сколько… скажем, цвета детской неожиданности. Что-то про себя оценил, хмыкнул и даже встал на ноги:
— Допустим. Тогда вон кастрюля, вон мочалки. На тебе задние лапы. Быстрее закончим — быстрее уйдём…
Я прошла к грифону, который так и извивался, ожидая, что теперь ещё и задние лапки помассируют. Внимательно оглядев чумазую тушку, покачала головой:
— И это — грифон? Величайшее в мире животное? Настолько великое, что его даже на гербах великих графских родов рисуют? Будь я графиней, ни за что не согласилась бы сделать грифона своим символом: такие чушки, фу! Нет-нет, только не грифон.
И демонстративно пошла дальше по конюшне, с любопытством осматривая других животных. Те, кто сейчас спали на своих лежаках, подняли заинтересованные взгляды и рассматривали меня чуть ли не внимательнее, чем я их.
— Ур-р? — послышалось сзади. Молодой грифон выглядывал из своей комнатки с совершенно чистыми лапами и причёсанными перьями на спине, которые прежде стояли торчком.
— О-о! — воскликнула я, возвращаясь к нему. — Вот это другое дело! Грифон, который способен в одно мгновение сделаться таким красавчиком, вполне заслуживает места на моём гербе!
Он подсунул под мою ладонь голову, и я с удовольствием приласкала эту детину, которая ростом уже была выше меня.
— Кхе-кхе, — деликатно сказал Толль мне в ухо. — А что, так можно было?
— Как видишь, — я дёрнула плечом.
— Козлы драные, не могли сразу сказать, я второй день их тут отмываю и расчёсываю…
— Полагаю, ты сам виноват, — фыркнула я, — прежде чем браться за работу, мог бы и теорию изучить. Это тебе не секция юных натуралистов, здесь зверушки поинтереснее обитают. Очистка собственного туловища — одна из способностей грифонов, как и многих других разумных животных. Надо его только спровоцировать… Прости, милый, но чистым ты мне и правда нравишься намного больше.
Грифон отодвинул голову и смерил меня строгим взглядом.
