душам.
– Учитывая нашу разницу в возрасте, твоё "пока не поймешь" звучит как кокетство.
– Знаешь старую присказку: "Мудрость приходит с возрастом. Но иногда возраст приходит один", – ответил приятель, оглядывая меня многозначительным взглядом.
– Намекаешь на меня? – прямо спросил я.
– Храни меня Тёмные боги от таких сентенций, я не собираюсь раздувать межгосударственный конфликт, – картинно похлопал ресницами астнинец, после чего продолжил: – Ты же, по сути, тоже "хищник". Причем "хищник" неглупый и уверенный в себе.
– Ну спасибо, хоть совсем в уме не отказал, – хмыкнул я.
– Да кушай на здоровье. Люблю время от времени сделать ближнему приятно, – широко улыбнулся Ровиньер. – Так вот, в нашем отношении к женщинам мы проходим несколько этапов. Сначала всё ново и волшебно. Потом с новыми всё ново и волшебно. Потом всё уже не ново, но ещё волшебно. А потом ты встречаешь ЕЁ. Она смотрит на тебя влюблёнными глазами, и ты для неё бог. И снова всё волшебно, и ты чувствуешь себя богом, и она слушается тебя во всём, и у тебя за спиной вырастают крылья. А потом эти крылья за спиной как-то незаметно превращаются в камень на шее. Потому что когда она без тебя не может выбрать, взять ли ей зелёненькую шляпку или красное белье, она либо тупая, либо издевается. Либо просто использует. И ты осознаешь, как же до неё всё было волшебно. Пусть и не совсем ново. И ты начинаешь менять своих женщин, как бокалы с вином, едва успев пригубить, поскольку в принципе все они одинаковы. Всем им что-то от тебя надо. Так пусть хоть упаковка разная будет. Но изредка ты встречаешь тех, которые прекрасно живут без тебя. Они в состоянии решить, что им нравится и чего они хотят. Они в состоянии принять решение за себя. В пределах разумного, конечно. При этом не стремясь тебя поучать. И с ними просто хочется поговорить. А не заткнуть рот некой в целом полезной оконечностью.
– Да ты у нас романтик, Грэйди, – хмыкнул я, чтобы не выдать, насколько понимаю это его «пусть хоть упаковка будет разная».
– Я реалист, Веранир. – Взгляд астанинца вернулся к объекту обсуждения. – Не то я бы попытался ухлестнуть за Недотрогой.
– А чего она такая? "Недотрога", в смысле.
– О, а это очень романтичная и печальная история, – начал он тоном сказочника. – Когда Недотроге было восемнадцать, она, как мне рассказывали, была совершенно нормальной девчонкой. И совершенно нормально влюбилась в начальника своей стражи. И была у них Любовь. Молодой человек был не так чтобы совсем молод и даже имел боевые заслуги, приличное происхождение и достаточное обеспечение, чтобы рискнуть посвататься – всё-таки младшая принцесса, кому она нужна? Что именно ответила претенденту королева, никто точно не знает, но на следующий день он покинул столицу. Говорят, спился с горя на какой-то дальней заставе – так сильно любил Кейли. Может, врут, – он пожал плечами. – Однако после этого Недотрога организовала свой Королевский военный госпиталь, и на любые предложения и приказы матери явиться на очередное придворное мероприятие отвечает одними и теми же словами: "Моё дело – служить благу короны!"
– И что, Ингарет не может её заставить? – переваривая сказанное, проговорил я.
Разумеется, о Королевском военном госпитале Астани папаша Элияру все уши прожужжал. Что нужно, очень нужно такое же. На что братишка возражал, что вся проблема – в кадрах. Да уж. Братец, как обычно, прав. Кейлинэ – тот ещё кадр. И та ещё проблема.
– В принципе, может, – отвечал тем временем приятель. – Но это чревато. Королевский госпиталь – это действительно сила. Военные на неё разве что не молятся. Кроме того, там недавно начали оказывать бесплатную неотложную помощь неимущим женщинам и детям. И при госпитале открыли приют, детишки из которого помогают по мелочи и заодно ремеслу обучаются. Его выпускники очень высоко ценятся среди мониров. Так что в глазах астанинцев Недотрога – почти святая. А Ингарет с головой дружит. Чего не скажешь о некоторых других частях её тела.
– Что, ей все ещё неймётся?.. – произнес я в нос и поиграл бровью.
– Ходят слухи… – тем же тоном начал Грэйди…
Это только говорят, что сплетничают только женщины. Разве могут мужчины удержаться от обсуждения последних пикантных новостей?..
Недотрога пришла ночью. Сама. Тихонько постучала в дверь, и я её впустил. Её волосы рассыпались волнами по плечам, отблескивая в мерцающем свете свечи. Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но она прижала палец к моим губам, прошептав "тс-с-с", и потянула меня к кровати.
Ее мягкие губы легко коснулись моего рта, и я словно провалился в бездну. Пока я развязывал её пеньюар, нежные пальчики Кейли перебирали мои волосы, а губы чуть заметно касались моих скул, шеи груди. А я всё летел и летел, и никак не мог приземлиться. Может, в моей голове и были какие-то благоразумные мысли, мало ли что там можно обнаружить спросонья. Но с каждой секундой вероятность наткнуться на них таяла с пугающей скоростью. Её плечики были изящными, кожа – атласной, губы – сладкими, а стоны звучали, как песня. Она отзывалась на каждое моё движение, тая в моих руках. Мои пальцы захватили в чаши её груди, и те легли, будто всегда там и лежали. Её маленький язычок обследовал мои зубы и играл с моим, борясь за пространство. А неплохо её обучил этот начальник стражи…
Эта мысль отрезвила меня, окатив волной холодной и жгучей ярости, и… вынесла из сна.
Мои губы еще горели, как от поцелуев, сердце грохотало в груди, лёгкие едва успевали накачивать воздух. Тело убеждало меня, что всё было взаправду. Особенно одна его часть, требовавшая немедленного продолжения банкета.
Тёмные боги, как же не вовремя! Еще бы каких-то пять минут… И что мне теперь делать, одному, посреди ночи и в полной боевой готовности?
Ладно, не будем вдаваться в подробности…
Утро было ко мне не слишком милосердным. Во-первых, я не выспался. И правая рука ныла от усталости. Нет, вы не о том подумали! Я же не пятнадцатилетний пацан, чтоб всю ночь напролет… э-э-э… Просто неожиданно сильные ночные эмоции настолько взбодрили, что уснуть так и не удалось. Поэтому я решил привести в порядок дела и написать несколько писем да пару отчетов. И выяснилось, что давненько я не тренировался в эпистолярном жанре. Во всяком случае, мышцы, отвечавшие за удерживание пера, отчаянно выражали протест в связи с подобным насилием. О чём и сообщали мне ноющей болью.
У ночного бодрствования
