предположил Дени, и Вера предпочла поверить.
Никто ничего не заметил. Вере удалось пробраться домой, никого не разбудив, даже Аннет, сладко сопящую в две дырочки под шелест дождя. Платье покойной госпожи Хэнк она предусмотрительно припрятала. Мама поискала свой серебристый пеньюар, не нашла, но махнула рукой: видать, куда-то засунула на нетрезвую голову. Ей и в страшном сне не могло присниться, что он лежит на дне озера и на него удивленно таращатся рыбы.
Отпуск у Ильтена кончался, и он, как обычно, принялся сетовать, что негоже женщине оставаться на даче без мужа и без опекуна, но тут, весьма кстати, Хэнк-старший выписался из больницы. Дени привез его из города на машине: рука у отца еще плохо слушалась, и сам он не решился сесть за руль. Зато не забыл купить новое ружье взамен раскуроченного. Вот только оптического прицела теперь не было.
Хэнк, конечно, тоже остался в неведении о приключениях на озере. Пропажи старого Ликиного платья он не обнаружил. Он и при ее жизни не сильно разбирался, сколько там у нее платьев и каких. И все было бы хорошо, если бы не приближался час «Х». Рано или поздно он должен был наступить — тот час, когда Тереза и Хэнк соберутся на охоту стрелять птичек.
— Я не поняла! — Тереза уперла руки в боки, глядя на столбик с цепью. — Где моя лодка? — И она с подозрением посмотрела на Хэнка.
Он растерянно развел руками. Впрочем, она не стала долго сверлить его глазами: ясно же, что, находясь в больнице, Хэнк никак не мог угнать лодку, да и когда вернулся, ему было бы затруднительно управиться с лодкой одной здоровой рукой.
— Давайте поищем, — предложил Хэнк. — Может, в бурю сорвало да приткнуло к кустам.
Они поискали. Искали тщательно, прочесали весь берег. Утренние сумерки сменились рассветом, птицы снялись и куда-то улетели, солнце поднялось в зенит, и стало предельно ясно: лодки нигде нет. А обиднее всего, что охота накрылась медным тазом.
— Дети, — решила Тереза.
В общем-то, правильно. Но дети, вызванные на допрос, в один голос отрицали свою причастность. Аннет вытаращилась: какая лодка? вы что? Вера смотрела честными-пречестными глазами и твердила, что никакую лодку не брала и вообще на озеро не ходила с тех пор, как ее наказали за ночное происшествие с велосипедом. Дени и Тюль вели себя аналогично: как можно, папа, брать чужую лодку? Нет-нет, это не мы.
Рассерженная Тереза отправилась по соседям. Никто не сознался, хотя она была очень напориста. Тогда она пожаловалась Ортнеру, в очередной раз приехавшему пожрать: мол, украли лодку! Следственная бригада снова допросила всех по порядку — ноль.
— Вы что, издеваетесь? — взъярилась Тереза. — Дубины стоеросовые вы, а не следаки! Как вы убийц находите, если не можете найти одну чертову лодку?
Подчиненные Ортнера проследили маршруты всех мобильных телефонов в окрестностях Риаведи за последние три декады — ни одна траектория близко к лодке не подходила. Естественно: Дени и Вера отправились на свое приключение без мобильников. В отчаянии эксперт Гьюл запросил сведения о погоде в этот период — уже желая найти не лодку, а хотя бы отмазку. И обрадовался, обнаружив упоминание о штормовом ветре и ливне.
— Вот, госпожа Ильтен. — Он ткнул в распечатку. — Видите? Должно быть, в непогоду лодка отвязалась, и…
— Как она могла отвязаться? — зарычала Тереза. — Она была на железной цепи.
— Ну, цепь, вероятно, проржавела…
— Мозги у вас проржавели, дармоеды! Не буду вас больше кормить.
Расстроенные следователи уехали восвояси без варенья. Лодка так и не нашлась.
— И что, теперь мы будем охотиться только в лесу? — недовольно поставила вопрос Тереза.
Хэнк вздохнул.
— Хорошо, я куплю лодку.
Предложение было очень кстати. Сама Тереза купить лодку в магазине не могла, женщинам транспортные средства официально не продавали. А Ильтен уже уехал. К тому же не факт, что он захотел бы покупать новую лодку: озеро он не любил, охоту тоже. Небось, еще и обрадовался бы, что у Терезы пропала возможность плавать в этом опасном месте.
— Но эта лодка будет моя, — строго добавил Хэнк.
Тереза скрипнула зубами.
— Ладно.
Струйка спала, и ей снились чудесные сны. Во снах она была молодой, беспечно резвилась в озере, стремительно нагоняла неповоротливых рыб и радовалась жизни. Смаковала ее вкус, наслаждалась цветом… Слишком много лет прошло с тех пор, дюжины дюжин, а то и в дюжины раз больше. Пришел холод, и все меньше становилось таких, как она. Она не сумела произвести потомство: озеро обмелело, ее часть отрезало от других большой сушей, и она не нашла партнера. Струйка осталась совсем одна. От холода ей хотелось спать. Она сворачивалась в клубок на дне там, где ничто не затеняло солнечные лучи, и надолго погружалась в дрему. Проходили годы, столетия… Нежные струи воды ласкали погрузневшее от старости и неподвижности тело бывшей резвушки, плавали вокруг рыбы, мягко задевая невесомыми хвостами и плавниками, колыхались водоросли в такт медленному дыханию. С годами Струйка просыпалась все реже. Что хорошего в яви? Сны приятнее. Она вовсе не возвращалась бы из снов, если бы не голод. Рано или поздно — как правило, раз в несколько дюжин лет — он начинал ее донимать. Дыхание убыстрялось, учащался стук усталого сердца, Струйка открывала глаза — один за другим, — ища еду. Находила, утоляла голод и вновь засыпала блаженным сном.
Всего однажды за последнюю дюжину дюжин лет Струйка проснулась не от голода. Тряслось дно прямо под ней, шло трещинами. Как же она ненавидела, когда ее что-то будило! Это всегда было неприятно, беспокойно. После она долго не могла заснуть и бестолково металась от одного берега к другому, не находя себе места. В тот раз из трещин забила ужасно холодная вода, и у Струйки никак не получалось укрыться от накатывающих волн холода. С трудом она нашла отмель, где вода прогревалась чуть сильнее, и с тех пор не просыпалась.
Ей снилась теплая вода, солнечный свет, пронизывающий озерную толщу до самого дна, водоросли, играющие причудливыми красками. Снилось, как она плывет наперегонки с Вихрем, а глупые рыбы шарахаются с их пути. Как переплетаются их длинные изящные шеи, и плавники касаются друг друга, и вся жизнь впереди…
Этот прекрасный сон был грубо прерван ударом по голове. Какая-то немыслимо уродливая вещь из твердого тяжелого материала опустилась сверху, выдавив острым углом один из глаз и причинив жуткую боль. Струйка взвыла, вырванная из сна. Вокруг был кошмарный холод, воды тревожно перекатывались туда-сюда, смывая кровь и вызывая озноб. В