– А что самого в зверя превратили тебе не чудно, выходит? – хмыкнув на моё “Чур меня!”, кукла деловито зашагала куда-то к окну: небось, опять подопечную свою высматривать.
– Чего ты злая такая-то? Всех собак готова спустить по мою душу.
– Да была б у тебя душа, может, и злая такая не была, – огрызнулась кукла.Вот что за игрушки у детей? Чему такая научит? Гадости честным людям с порога отвешивать?
– Много ты о моей душе знаешь! – вообще-то, в самом деле обидно. С рождения ярлыки вешают – нету места уже свободного, куда их новые клеить. То пьянчуги сын, то самоубивца дурная кровь, потом, вот, драчуна и алкаша распоследнего. Я и не пил столько никогда, сколько рассказывают! Да и дрался только разве за благое дело. Ни за что ни про что хоть бы раз на кого руку поднял!
–Сколько знаю, мне хватило. Извёл Иринку, гад такой! Заделал ребёночка и всё, дальше чужая забота, да?
– Я сказал уже тебе, что Иринка та, с кем только по сеновалам не шастала, а меня крайним решила сделать.
– А что ж не побрезговал-то? Сам тоже побежал, как поманила, – кукла забралась на насиженное место в углу подоконника и отвернулась, всматриваясь в дорогу.
Василиса ещё поутру уехала с мажором городским к Дубу. Знаю я, какие такие дубы. Сам пел похожие песни девкам. На палку чая он её зовёт, а не Мировые порядки смотреть. А дурёха эта наивная уши-то и развесила. Охает, улыбается, глаза прячет от смущения. Это ж надо такой простой быть! Даром что городская, а похуже сельчанок в иных вопросах.
– А что мне брезговать? Я парень свободный, ни перед кем не в ответе.
– Вот, теперь отвечай по гроб жизни за две сгубленные души.
И так она уверенно лепечет, как будто впрямь знает. Сначала, честно скажу, не поверил, а теперь закралась грешная мысль. Что, если правда, мой был малец? С одной стороны, откуда мне было знать, а с другой…
Ирку я не любил, конечно, но вот ребёночка жалко. Если и вправду мой, то я б не оставил вот так на улице беспризорником. Помню, как оно… Я ж уверен был, что…
Как-то гадко на душе стало от этой беседы. Вроде с куклой, как псих, разговариваешь, а всё равно пробрало.
– Не я ж ей камень на шею привязал! – в самом деле, кто её топиться просил? Ну родила бы, а там ясно было. Может и порешали бы, чей приплод…
– Что не своими руками, вины не снимает, – философски бросила кукла. Ворон тут же поддакнул, постучав клювом по столешнице. И когда успел тоже зайти в хату?
– Напридумывала всякого, – успокаивая себя, отмахнулся от обвинений куклы. – Ты ж Иринку даже в глаза не видела!
– В колыбельке её лежала! Мамкой-ведьмой сделана ещё с ранних лет, а уж потом, когда сестрица её старшая в город уезжала, так Иринка отдала с собой, мол, на удачу да сохранность. Вот и не уберегла вдали-то, – у меня от слов этих аж мороз по шкуре табуном пошёл. Это что же получается…
– Так ты что же… Васька выходит, что… – слова путаются, мысли разбегаются, как вши на бродячей псине. Только успевай ловить.
– Племянница её родная! – припечатала кукла обернувшись. И такой злостью глаза её горели, что я аж проверил, не полыхнула ли рубаха от злого погляда. – Может, была бы рядом, уберегла от тебя ирода. Ваську-то точно тебе не отдам!
– А что ж ты мать её не уберегла тогда? Раз уж такая всесильная?
Кукла посмурнела враз, снова отвернулась и как-то ссутулилась, будто человек живой.
– Не в силах я была. Нынешняя мачеха Василисы-то по бабкам всё ходила, чтоб мужика приворожить, да соперницу со свету свести. Васька маленькая была, а матушка её добровольно от силы отказалась, всё хотела нормальной жизнью жить. Да вот сколько той жизни пожила? Всего ничего! И дочку ещё при родах запечатала. Не хотела ей ведьмовской судьбы. Да разве ж убежишь оттого, что Богами написано на роду? Вот, встретила тебя, гада пушного! – кукла заохала, запричитала, качая головой.
– Ничего я твоей Василисе не сделаю! И раньше даром не нужна была, а теперь, после таких новостей и подавно.
Ещё не хватало, опять с кем-то из той семейки связаться! Один раз нарвался уже – вовек теперь не забуду. Вот знал, что ведьма! Красивая – до греха! Обычные бабы такими не бывают.
– Сделаешь. Ещё как сделаешь… От судьбы никто не сбежит. Ни ты, ни Васька. Каждый свою плошку бед хлебает до донышка.
– Да хватит каркать! Не ворона, – ворон тут же недовольно закаркал, я аж подпрыгнул с неожиданности. Забыл про него совсем от таких бесед. – Лучше скажи, как от проклятья избавиться, раз такая всезнайка.
– А я говорила уже, ты разве слушал?
Вот хоть убей, не помню. Может, так оно придумано, что забывается каждый раз?
– Уж снизойди, повтори для юродивых. Челом, что называется, бью.
– Как был дурак, так и остался. Говорю же: горбатого могила исправит.
– Заладила, окаянная. Вот возьму да выкину тебя в болото! Небось оттуда сама домой не придёшь, – разозлившись, подхватил её пятернёй за голову. Ворон кинулся на подмогу - еле отбился. Выбежал из дома, пока не вернуло меня проклятьем в звериное тело.
– Мычи не мычи, а всё равно выкину. Нет проку от тебя. Раз ты ни Иринку не сберегла, ни сестры её, и Ваську вот, сама говоришь, не сбережёшь, так и толку от тебя, тряпки стародавней? – после этих слов кукла затихла: перестала вырываться, рот исчез, глаза снова показались просто нарисованными. Чудеса, но страшные, хоть сам иди, в дурдом просись на ПМЖ.
Опять засвербило привычно по телу, только что и осталось – шмотьё с чужого плеча, да безликая кукла рядом. Зубами дотащил её до старого своего дома, да так там и бросил в пыльном углу. А сам назад побежал к ведьмовской избе. Всё равно ж некуда больше. Пока не узнаю, как от проклятья избавиться, куда деваться – надо при Иринкиной племяшке пожить.
Это ж как жизнь повернулась! Кто бы подумать мог.
Глава 12
– Ну вот, опять путают! – возмутился Тим, в очередной раз проходя мимо уже знакомой ели.
– Кто, – удивилась я.
– Да, Леший знает, – махнул он рукой в сторону кустов. – В Навьем лесу всё подчиняется Яге, это если глобально. Но, с тех пор как Яда приняла на себя обязанности хранительницы леса, здесь везде тишина да благодать. Но есть и местные пакостники, да и хозяева местечковые.
– Это как? Типа мэров? – уточнила я, переступая разросшиеся и бугрящиеся кочками корни.
– Типа, – поддакнул Тимофей. – Вот, у болот есть Болотник, по секрету скажу, жена у него ещё та… змея.
– Прямо настоящая? – остановилась даже.
– Да не-е, но по характеру - да.
– Это ты ещё мою мачеху не видел, вот кто змея, готова поспорить.
– Да у вас, в вашем женском племени, через одну…
– Эй!
– Ну ладно — ладно, – подмигнул Лиходеев, – будем волколачками считать. То нежные принцессы, то змеи.
– Ох и язык, без костей, – странное дело, но злится или обижаться на него не хотелось.
– Что есть, то есть, вечно какую-то глупость выдаю. Даже когда не хочу, а всё равно, ещё только думаю, как бы сказать, а уже слова сами по себе вылетают.
– С этим надо бы поаккуратнее, в наше-то время.
– С этим всегда поаккуратнее надо бы. Можно так вляпаться, что даже удача не поможет, вмиг в самого неудачливого человека превратит. Нет, ну ты посмотри, как путает!
Теперь и мне стало заметно: привычный путь, по которому мы уже третий круг наворачивали, в этот раз изменился. В том месте, где раньше тропа сворачивала влево, не было никакого поворота. Дорога вела нас прямо, а всё та же ель, на которую Тим повязал белую верёвку, росла на прежнем месте, у пропавшего поворота.
Тим покрутился на месте, поискал глазами, но ни слева, ни справа не оказалось ни утоптанной тропки, никаких следов вообще, словно её никогда и не существовало. Только прямая дорожка и непроходимые кусты по бокам.
– И кто же это своих не разглядит? – выкрикнул вопрос Лиходеев. – Небось и сети да капканы расставить успели? Так, Лихо на головы тому, кто посмел, – голос Тимофея невероятным образом изменился. Вмиг в нём мне почудились сотни голосов людей, рёв животных, и трескотня птиц. Страх ершистой наждачкой проскрёб кожу. Ничего себе, спецэффекты!
