тупике! Чувствую себя заблудившимся в тёмном бору. Аукаешь, тычешься то одной, то другой дорогой, а всё болото поганое кругом.
— Ты сама какими судьбами сюда? Явно ж впервые у нас, — спросил, стараясь отвлечься.
— Так видно, да? — обернулся, посмотреть на вытянутые в обиде губы. Сочные, ладные. Так и хочется испробовать. Давно не был с девкой, а эта красавица каких не видел в жизни! Иринку чем-то напоминает… Волосы такие же светлые, косы тугие. Глаза опять же как небо майское. Глядишь, и голова кружится, как хмельная.
— Любой сразу скажет. Масло давай, есть? — дождался, когда подаст бутыль, щедро полил салат, сыпанул от души и соли с перцем. — Ну всё. Можно и поужинать. Хлеб есть у тебя? Макать люблю в юшку.
Сельский, что с меня взять. И в суп хлеб люблю макать, и в салатный сок.
Васька притащила с полки хлеб. Пока тянулась, любовался ладной её фигуркой. Вот же наградили боги… Всегда мне нравились такие. Стройные, талия — руками обхватить могу, а уж бёдра упругие, так и просятся на грех.
— Куда? Дома хлеб мужик режет! — отобрал у неё нож и сам располосовал булку на крупные куски. — Пахнет, как еда богов! — помидоры и огурцы наполнили свежим ароматом всю избу. Выгнали и наваристый аромат бульона, тяжёлый, плотный. Может, сквознячок помог, конечно. Теперь кухня пропахла маслом подсолнечным, да горчинкой петрушки свежей.
— Думала, только девчонки салаты лопают с таким кайфом, — удивлённо глядя на меня, набросившегося с голодухи на простой наш ужин, подивилась Васька, наколов только пару кусков огурца на вилку. — Мужикам обычно всё мясо подавай.
— А я и от мяса нос воротить не стану. И овощи в почёте держу. Что бог послал тому и надо радоваться, Васька. Не всем так щедро судьбой отмеряно. Кто-то кусок хлеба неделю тянет, нюхает да облизывает. Ты ешь давай, пока всё не слопал.
А сам молюсь всем богам разом, чтоб только не засвербило опять внутри предчувствием скорого возвращения в звериную шкуру. Жуть, как хочется ещё хоть чуток человеком побыть в приятной компании.
— Ты надолго к нам? Или так… погостить пару дней от городской суеты?
— Да месяц побуду, а потом обратно. Отцу помогать надо. У него бизнес небольшой и я всегда со счетами вожусь, с документами.
— Скукота какая!
— Вот и папа так тоже говорит, — смеётся тепло, а у меня в груди щемит от той любви, что в голосе сквозит. Это ж какая любовь у них в семье.
— А мать что? Тоже в бизнесе?
Васька тут же погрустнела.
— Мама умерла давно. Не помню её даже. Только куколку мне оставила и всё, — Васька поискала свою куклу глазами, поднялась, принесла и усадила на стол. У меня уж чуть кусок помидора в глотке не застрял. Это ж надо так моментально аппетит испортить!
— Страшная, как моя жизнь, — не щадя чувств девчонки, хмыкнул я.
— Да я сама боялась её до икоты. А всё равно… единственный мамин подарок. Как не любить…
А мне-то откуда знать… Мне ни отец, ни мать ни в жизнь ничего не дарили. Ни конфетки, ни меча деревянного, как соседу Илье. Не знаю я, как это.
— Давай чаю заварю? На крыльце попьём? — будто почувствовав перемену в настроении бодро предложила Васька.
Я уж хотел согласиться, как ощутил вибрацию по телу и подскочил ужаленным в зад.
— Э-э-э ты прости, я засиделся, бежать пора. Загляну ещё, ладно? Как смогу, прибегу. Избу запри и в лес не ходи одна. Ясно?
Василиса
Вот такие дела… кому расскажи — не поверят ни за что! Я Василиса Белецкая, самый добрый человек на свете — ведьма! Всегда думала, что ведьма — это обязательно что-то злое, в остроконечной шляпе, с крючковатым носом, бородавками, горбом на спине и выбитыми зубами! А тут… та же Ядвига: красивая, молодая девчонка с татухами и цветной копной волос. Ну в самом деле, какая из неё Баба Яга?! А Кощеев? Больше столичный мажор, чем тот самый бессмертный.
Вечером звонил Тим, обещал завтра отвести к Мировому Древу, мол каким-то образом это должно помочь узнать всю правду о роде, если на мой зов откликнутся предки. Страшно. Потому что, кроме мамы я больше ни на кого не думаю, а если она покинула магический мир, уехала в город и зачем-то скрыла мои силы, был повод. Она бы ни за что не оставила волшбу, ведь так?
Хотелось бы верить, что так. Потому что… могу признаться только сама себе здесь, на страницах дневника, я бы ни за что не отказалась от всего этого: совсем ещё крохотного, но такого тёплого ощущения, что я наконец-то попала домой, что на своём месте, что все эти чудики — Тим и странный Ян меня совсем не пугают, я их как будто тысячу лет знаю. Да и Васька с Якимом, их голоса уже не так распирают голову, норовя размозжить её как переспелый арбуз об асфальт. Мне нравится Изба, особенно когда мы познакомились поближе, да и куколка моя, пусть пока ещё молчит, но глаза такие умные — умные! Вот наберусь силы и, очень надеюсь, её голос услышу. Васька говорит, что обязательно заговорит. А пока…
Дверь в дом неожиданно протяжно затрещала, и я запоздало вспомнила о наставлениях соседа, чтоб заперла.
— Кого там могло принести?
— Свои в такое время точно уж не ходят, — проворчал в голове Яким.
— Так и не чужой это, — хмыкнул Васька. — Парнокопытный вернулся.
— Парнокопытный? — пробормотала вслух, уставившись на дверной проём, в котором, спустя пару минут совершенно не таясь и не опасаясь ни кота, ни ворона, прошмыгнула ласка. — ух ты! Объявился!
Хорёк замер, деловито принюхался и ринулся ко мне навстречу!
— Ну и где ты пропадал, а? — присев, подняла его на ручки. Он тут же уткнулся носом в вырез моей майки, нежной щекоткой тонких усиков и мокрым носом прошёлся по ложбинке груди. — Да ну, — фыркнула, хохоча, — щекотно же!
— Ты смотри! Срамота-то какая! Никого не стесняется! — запричитал Яким.
— Он что же, тоже магический? — с трудом оттащив пушистую мордочку от декольте, уставилась в глаза — бусинки. — И кто же тут у нас?
Ласка уставилась на меня в ответ. Повисло гробовое молчание.
— Силой мысли ты его точно не разговоришь, — хмыкнул кот.
— А чем? — смирившись с тем, что уж этот зверёк точно не говорящий, подхватив его под передние лапки, отнесла к мискам. — Сейчас мы тебя покормим, — ткнула мордочкой в воду, на что ласка возмущённо запищала. —
