ног. Хрупкой женщине не было места среди мужчин, ощутивших приближение боя. Ее супруг, возвышаясь над толпой, осыпал крепкими словами каждого, кто позволил себе растеряться в этой суматохе. Выглядел он устрашающе, словно старый северный бог войны.
— Кейрон! — закричала Эдина, разглядев массивную фигуру мужа у главных ворот.
Он обернулся, и быстрым шагом ринулся к ней. Никто не смел попасться на пути.
— Мальчики… Их нет в замке, — слишком кротко сказала она, но лицо ее мужа изменилось.
Он расслышал все. Его черты исказились гневом.
— О, святые небеса! Клянусь, я надеру этому разбойнику уши! Ему все сходит с рук!
Он говорил о Моргане. Замок Брандов помимо руалийцев преследовали и другие напасти, среди которых был и этот злосчастный мальчишка. Он уже вошел в ту пору, когда детство осталось позади. В нем уже можно было разглядеть признаки того мужчины, которым он станет через пару лет, но с его необузданным нравом мог справиться только сам Кейрон, который мог быть достаточно устрашающим для подобного. Драчун и задира, Морган не слышал ничего, кроме грозного рыка того, кого он называл своим отцом. Если покой замка нарушался чьими-то проказами, то виновник находился незамедлительно. Впрочем, мальчик никогда и не думал отрицать своей вины. Но что бы не выкинул этот сорванец, Эдина и Кейрон не переставали видеть в нем своего родного сына.
— Он не разбойник! Он твой наследник! Прикажешь пороть маленького лорда? — голос Эдины был полон отчаяния.
— Он никогда не станет моим наследником, если руалийцы насадят его голову на пику! Где могут быть эти треклятые мальчишки? Пусть только попадутся мне в руки!
Одному из них не доставало смиренности, второму — осторожности.
Аарон был ненамного младше Моргана. Они с самого рождения были разные как луна и солнце, и также неотступно следовали друг за другом. Их единению могли позавидовать даже родные братья.
Родной сын Кейрона был белокурый, с ясными глазами и точеными чертами лица. Смекалистый и не по годам умный мальчик, он был красноречив и мог повести за собой толпу мальчишек. Он умел говорить так, что они стремились уловить каждое его слово, они не видели в нем ни грубой силы, ни удивительной ловкости и в то же время уважали его. Морган был всегда на шаг впереди своего брата, но только из желания прикрыть его своим плечом.
Эдина не вслушивалась в гневные слова супруга. Она знала, как сильно он любит обоих своих сыновей, и что его сердце непременно смягчится в тот момент, когда он увидит их перед собой.
Неожиданно она разглядела у складов юношу, с которым часто видела своих мальчиков. Он был облачен в доспех из грубой кожи и раздавал оружие ополченцам. Он служил подмастерьем у своего отца и дни напролет ковал оружие и доспехи для знати, что сделало его выносливее и крепче своих ровесников. Эдина слышала, что он посватался к дочери богатого, крутого нравом купца, и что тот не спустил его со своего порога, и только теперь смогла поверить в эти слухи.
Она поспешила к нему — его дружба с мальчиками дала ей надежду.
Завидев леди Бранд, юноша передал оружие стоящему поблизости солдату и почтительно склонил голову.
— Может случиться беда, если ты не поможешь, — поспешно предупредила она.
Стейн, так его звали, с недоумением посмотрел на Керойна. Тот был разъярен и это было пугающе очевидно.
— Я сделаю все что угодно, миледи, — пообещал Стейн.
— Ты! — взревел лорд. — Ты дружен с ними! Где они могут быть, если не в замке? Говори!
Стейну пришлось запрокинуть голову для того, чтобы разглядеть лицо Бранда — тот был громаден, как каменный голем.
— Темное озеро, милорд, — смутное воспоминание, возникшее в памяти. Обрывки фраз из рассказов Моргана о том, как они с братом под покровом ночи выбираются из замка. Он думал, что мальчишки давно перестали убегать в лес, но они до сих пор оставались незамеченными.
Леди Эдина испуганно ахнула. Все жители Эстелроса обходили это озеро стороной — у его берегов кровь стыла в жилах и при свете дня.
— Найди их и пережди бой в лесу, — приказал Кейрон. — Вернуться в замок ты не успеешь.
— Но, милорд… Я должен сражаться!
— Вот что я тебе скажу, я хочу увидеть обоих мальчишек живыми после боя. Найдешь их — возьму тебя к себе на службу, хоть у тебя еще и борода не растет. Мое тебе слово.
— У меня мало времени, — с первым боем набата он взобрался на крепостную стену, и уже знал, где находится враг. Руалийцы шли, освещая свой путь десятками факелов, и зарево от их света разрезала ночную тьму.
Преградив дорогу всаднику, Кейрон заставил его спешиться и подвел заупрямившегося жеребца к юноше.
— Так поспеши! — скомандовал он.
Сын кузнеца ловко забрался в седло. Ради обещанного лордом, он готов был пойти на риск. Он был вспыльчивым и часто даже грубым, но неизменно оставался человеком чести.
— Дорогу! — вдруг выкрикнул Бранд и ударил по крупу рысака, еще не успевшего привыкнуть к новому всаднику. Тот дернулся, но Стейн сумел удержаться в седле.
Слыша тяжелый и стремительный стук подкованных копыт о мощеную улицу, люди расступались, освобождая юноше путь. Он встречал недоумевающие взгляды — все оглядывались на него, любопытствуя, кто мог мчаться за Серебряные Врата навстречу врагу.
Он видел, как около домов с соломенными крышами выставляют бочки с водой, на случай если руалийцы пустят горящие стрелы, как дети бегут в сторону замка, в укрытие. Встревоженно подумав об отце, Стейн попробовал убедить себя в том, что леди Эдина непременно отыщет его и даст ему знать куда исчез сын, который должен был сражаться рядом с ним.
Тревога тяжелой ношей легла на грудь юноши, едва за ним закрылись деревенские ворота. Он больше не мог повернуть назад, никогда ранее и не помышляя, что ему доведется служить лорду Бранду с мечом в руках, а не на наковальне. Он любил оружие трепетной любовью, восхищался им, ведь никогда не видел ни одного дрянного меча в кузнице своего отца. Он рос среди ножей, щитов и доспехов, и жаждал доблестных сражений. Ему уже доводилось защищать стены замка дважды, и эти бои занимали все его мысли. Он хотел продолжить дело отца, стать таким же мастером, как и он, впитывал все, чему его учили. Так было до тех пор, пока ему не дозволили впервые выступить против врага. Так он потерял покой. Стейн представлял себе сражение в авангарде, но его участью оставалась оборона в крестьянском ополчении. Теперь он