исследователи – счёт их шёл на десятки – бывало, увлекались каким-нибудь местным «чудом» или аномалией: бродячими барханами, «караванами мертвоходцев», поющими деревьями, живыми тенями… И, если таким любопытным удавалось вернуться из сердца песков невредимыми, то в цехе они рассказывали немало интересного, а кое-кто даже выпускал научные труды.
– А про садхам никто ни словечка не написал, – бурчала Фог себе под нос, настраивая окулюсы. – А я возьму и напишу! Первая буду. Так, где ты там… ближе ползи, ближе…
Но если днём от Сидше ещё можно было отгородиться – книгами, чудесами пустыни, хлопотами в машинном отделении, наконец, за Сэрима спрятаться – то ночью деваться было некуда: ночевали они по-прежнему в одной каюте.
Вышло это почти случайно.
В первую ночь после отбытия из Кашима сон никак не шёл. С трудом заставив себя покинуть навигаторскую, где рыжий нескладный Чирре осоловело следил за показаниями приборов и направлял дирижабль установленным курсом, Фог скиталась от помещения к помещению – выверяла течение морт в проводящих жилах, наблюдала за тем, как перемигиваются мирцитовые «кристаллы», растущие прямо из стен на месте лопнувших капсул… Сидше встретил её в одном из гулких металлических коридоров с пиалой крепкого, ароматного травяного настоя и улыбнулся, едва приподнимая уголки губ:
– Госпожа не откажет в милости разделить со мной досуг? К рассвету я должен буду сменить Чирре на посту, и по уму следовало бы отдохнуть, но стоит закрыть глаза… – он осёкся, и призрачная полуулыбка превратилась в усмешку. – Впрочем, кому я рассказываю. Киморты ведь ничего не забывают?
После таких слов Фогарта уже не смогла ему отказать – да и не хотела.
Они действительно просто проговорили значительную часть ночи, сидя по разные стороны от низкого столика. Обо всём, что только приходило на ум: о чудесах пустыни, о жестоких нравах Кашима и о том, что купца Халиля-Утара арх Ташира, спешно бежавшего прочь от городских стен, нашли в ближайшем оазисе мёртвым – рабыня, которую он обезобразил из-за какого-то ничтожного проступка, удавила его во сне поясом от халата. Фог вспомнила времена ученичества, первые опыты в лаборатории и злополучную стену, которую хотела всего лишь почистить, а в итоге перекрасила в ярко-бирюзовый цвет; рассказала и о скромной семье мастеров Сой-рон, имеющих дальнее родство северянами – а также о том, как они возвысились после того, как супруга младшего сына родила девочку-киморта. Сидше в свою очередь поведал о том, как некий престарелый торговец пожалел бездомного мальчишку-оборванца и привёл его в свой дом, назвав сыном.
– Госпожа Джай-рон сразу поверила супругу – видимо, в молодости он не был ей верен, – сказал Сидше, чуть склонив голову – так, что волосы черканули по плечу. – Три ночи проплакала она, а с четвёртым рассветом послала ко мне служанок, дабы те постригли меня, как подобает мальчику из знатного семейства, и нарядили в красивую одежду. Имя тоже дала мне она. Её собственный сын умер во младенчестве, а дочь дожила до свадьбы, а после повесилась, не выдержав истязаний мужа-вельможи. Шесть лет в семье Джай-рон научили меня тому, что каждый человек может отыскать счастье – и тому, что оно быстро проходит. Господин Джай-рон неудачно вложил деньги в северные товары и разорился. Дабы вернуть благосостояние, я нанялся помощником капитана на дирижабль, но когда вернулся в Шимру, то госпожа умерла от болезни, а господина за долги заклеймили и выгнали из столицы. Найти его я не сумел, хотя и обращался в цех кимортов.
«Там ты познакомился с Дуэсой?» – хотела спросить Фогарта, но сдержалась чудом и произнесла только:
– Сожалею.
Сидше пожал плечами и подлил янтарного травяного настоя в пиалу:
– О чём тебе сожалеть, ясноокая госпожа? Ты тогда сама была ребёнком… И, пожалуй, что семья Джай-рон подарила мне ещё один урок: даже если счастье быстро проходит, глупо отворачиваться от него только лишь из страха потерять, едва обретя.
– Ясно, – сказала Фог, отворачиваясь.
Глаза у неё пекло, и вдох комом стал в груди.
– Не печалься, красавица. Ответь лучше, случалось ли тебе видеть, как ночью небо вдруг начинает ронять звёзды прямо в песок?..
Она и не заметила, как заснула, а когда проснулась, то обнаружила, что лежит в постели Сидше, укутанная одеялом, а её лёгкие пустынные сапожки из тонкой ткани с вышивкой стоят под койкой, заботливо отчищенные от песчинок и сора.
На следующую ночь ситуация повторилась, вот только сморило Фог почти сразу после заката; третьим вечером капитан уснул первым, и пришлось переносить его силой морт в постель. Уходить после этого было как-то глупо.
…а ещё у него во сне слегка подрагивали ресницы, и отвести взгляд от тревожного, но такого прекрасного лица никак не получалось.
– Если меня спросить, то ты сама себе могилу роешь, – заявил Сэрим, наблюдая за тем, как она перегоняет свой сундук со склада в капитанскую каюту. – Но пока никто не спрашивает, я, конечно, молчу. Спать-то в сундуке будешь?
– На потолке, – буркнула она.
– Влюблённый мужчина и на потолок заберётся, – в сердцах бросил Сэрим. И тут же поправился: – Хотя этот, пожалуй, сам тебя вниз сманит.
– Ну и пусть сманивает! – ответила Фогарта запальчиво.
А потом оглянулась – и увидела Сидше посреди коридора.
Находиться с ним после этого наедине и не краснеть стало решительно невозможно. А уйти ночевать в другую каюту означало бы признать, что Сэрим был абсолютно прав – и такого уже гордость не могла допустить. Вот только ежевечерние беседы с тех пор превратились в сущее мучение. Казалось, что
