— И осталась лишь ты.
Сколько из ее братьев действительно рождены были мертвыми? А сколькие умерли в первые дни? Младенцы часто уходят. И эта обыкновенная в общем-то мысль вдруг кольнула под самое сердце.
Его ребенок выживет. И с Торой ничего не случится.
— Осталась лишь я, — эхом ответила Эдганг. — Дочь. Чистая кровь. Сильная кровь.
Бесплодная, как равнина у Каменного лога.
— И отец подобрал жениха, — Виттар продолжил чужую историю.
Из близкой родни. Кузена? Или еще ближе, родного, пусть бы наполовину?
— Он моложе тебя был, верно?
Эдганг попыталась отодвинуться, но Виттар перехватил тонкую руку. Хрупкую. Достаточно сдавить, и кость хрустнет.
— На десять лет, — она не подала вида, что испытывает боль. Или свыклась? Вряд ли ей легко жилось в доме, который вдруг перестал быть родным. — Он забрал все... он и его братец. Решили, что раз я женщина, то ни на что не способна.
— А на что ты была способна, кроме ненависти?
Отвернулась.
— Ты его презирала уже потому, что он получил твое наследство. Твой дом. Твои земли. Тебя саму... получил и отвернулся. Так? Ты была слишком стара для него. Нет, он появлялся, исполнял супружеский долг, потому что желал наследника, но... ты была бесплодна, как твоя мать.
Рванулась. Зашипела. Выбросила руку, готовая впиться в лицо острыми когтями. И живое железо, отзываясь, выпустила иглы.
— Скажи, тебе не виделось в этом... возмездие? — шепотом спросил Виттар, наклонившись к самому уху. — Ты терпела... долго... пока однажды не поняла, что беременна. Что ты испытала? Радость? Восторг? Или предвкушение? Твой сын, твоя кровь, достойный наследник... ты его воспитывала, верно?
— Он был слабым... — голосок вдруг сделался хнычущим, жалким. — Таким слабым... я боялась, что он умрет...
И Атрум не сумел отобрать ребенка у жены.
Смирился.
— Он рос, а ты рассказывала ему свои сказки о чистой крови... о том, что лишь он достоин стать во главе рода. Возвысить его... а потом твой сын отправился в Каменный лог.
...и не сумел совладать с собственными желаниями. Они дорого обошлись мальчишке.
— И все рухнуло, верно? Твой муж отвернулся от сына. А ты... что ты ему нашептывала?
— Все из-за твоей шлюшки... жаль, что она не сдохла... — Эдганг заглянула в глаза, снизу вверх, с нежностью, которая была такой искренней. — Мой мальчик горевал... она все испортила тогда. И снова. Он собирался воевать, знаешь?
Положив левую руку на грудь Виттара, Эдганг задумчиво перебирала пуговицы на куртке.
— Так хотел... чего ради? Я говорила, что в войнах нет смысла. Нужно ждать. Пусть глупцы погибают, а мудрые... мудрые будут жить и править.
Не мудрые — бешеные.
— И даже мой безмозглый муженек признал за мной правду... он всегда был трусом. И слабаком. Но после войны... о да, после этой войны открывались перспективы. А тут ты... и эта сука. Почему ты ее просто не отдал? Почему?!
Она взвизгнула и, ударив Виттара в грудь, не устояла сама, покачнулась, разворачиваясь к лестнице. И Виттар разжал руку.
Падала тихо.
Не женщина — груда тряпья. Спустившись к ней, Виттар заглянул в глаза:
— Ну и что осталось от твоего рода?
Девочка с белыми волосами.
Отец — Атрум. Мать — из младших домов. Скоротечный роман. И ребенок, которого невозможно оставить... хорошо, избавляться не стали, прислали, как водится, с серебряной ложкой.
Атрум принял.
— Вот, — Виттар достал нож и вложил его в руку. — Кажется, ты потеряла.
Захрипев, старуха попыталась отползти, и Виттар сдавил пальцами тонкую шею. Хрустнула громко.
Поднявшись, он переступил через тело, поднялся к себе и тщательно вымыл руки. Тора спала, обняв руками живот. Смешная.
И теплая.
Почему не отдал? Не захотел.
— Ты? — Тора перевернулась на спину.
— Я.
— Что случилось?
— Ничего... завтра случится.
Тело найдут утром. Падение с лестницы... несчастный случай... старые лестницы старых домов видели множество несчастных случаев.
— Торхилд... — Виттар любовался узором из теней на коже жены. — Что мне сделать, чтобы ты была счастлива?
Пока есть еще время.
Она щурится, зевает и, забираясь под руку, бормочет.
— Поцелуй. И завтра тоже.
Каменный лог... та же равнина, но в черных траурных тонах. И кольцо из скал, что подымались отвесными стенами. Крепость? Похоже.
Но ворота открыты.
И Оден ступает медленно, не потому, что устал, хотя устал, конечно. Но он прислушивается, принюхивается к сухому ветру, пытаясь уловить тот самый, опасный запах, который остановит нас.
— На этих землях нет закона иного, нежели закон первородной жилы, — существо, казавшееся мне камнем, поднялось. — Вас никто не остановит.
Оно не было псом, как не было человеком.
В нем перемешались обе сути. И тело, излишне длинное, худое, гляделось нелепым. Собачья голова, но с лицом, не мордой. Широкие плечи и бочкообразная, с длинным килем, грудь. Руки вывернуты. Позвоночник изогнут, как у борзой, и кажется, что существо лишь ненадолго поднялось на задние лапы. Ему неудобно стоять.
Но оно терпит.
Странно, что я не испытывала страха.
Оден лег, позволяя мне сойти, и я с трудом удержалась на ногах — мышцы от долгой скачки затекли. Да и сам Оден возвращался с трудом. Минуты полторы он стоял на четвереньках, пока я не догадалась сунуть флягу с водой.
— Пей.
На сей раз отказываться не стал, пил аккуратно, видно, что сдерживая себя. А существо наблюдало за нами.
— Здесь давно не было подобных вам.
— Как давно? — Оден вытер губы ладонью, а ладонь облизал. Но пить больше, чем выпил, не станет. Вот собака упрямая!
— Давно. Раньше. Приходили. Я радовался, — голос был скрипучим, словно в горле существа заедала невидимая шестеренка. — Чаще всего радовался.
— Но иногда нет?
— Иногда, — согласилось оно, почесывая когтями шею. — Последний нет. Давно. Но я помню. У него были темные волосы. У нее — много братьев. Братья говорили, что он лжет. И ему нужны земли и кровь. Но он говорил о любви.
Желтые глаза смотрели неотрывно.
— Так часто говорил, что сам поверил.
— Я читал эту легенду.
— Легенда — ложь. Он был. Правда.
— И что было дальше? — я прицепила флягу на пояс, поняв, что умру, если не узнаю, что было дальше.
— Влюбленные сбежали, — ответил Оден.
— Да. Приходили. Часто.
— Решили, что жила первородная рассудит.
До чего знакомый сценарий, вот только подозреваю, что приговор суда сильно расходился с ожиданиями.
— Он любил девушку, — поднявшись, Оден протянул руку. — Но ее земли и кровь любил сильнее.
