Во дворце Эль-Сабир приготовления к свадьбе шли полным ходом. Фирузи чувствовала себя хорошо, только иногда на нее находила задумчивость, и тогда Амирджан с беспокойством спрашивал:
— Милая, что случилось? Что с тобой?
— Ничего, — обычно отвечала Фирузи. — Просто мне почудилось, что я что-то вспомнила, а, оказалось, нет.
Но однажды сказала:
— Мне сегодня странный сон приснился. Скажи, Амир, ты когда-нибудь плачешь?
— Нет, никогда, — быстро ответил он, этот вопрос почти оскорбил его. Но он не обиделся, Фирузи же не знала, что такой вопрос лучше не задавать арракийцу.
С самого раннего детства отец учил Амирджана, что он мужчина, он должен быть всегда сильным, и не плакать, даже если очень больно. Плакать разрешается только женщинам.
— Странно, — задумчиво проговорила Фирузи. — Я видела во сне твое лицо в слезах…
— Это же был только сон, — сказал Амирджан. — Не обращай внимания. Сны порой бывают нелепыми. Думай только о хорошем. Например, о том, что через два дня наша свадьба.
— Да, милый, — улыбнулась Фирузи.
На самом деле Амирджана этот сон сильно встревожил. Он подозревал, что девушка видела во сне не его лицо, а лицо Дэна. И порадовался, что оки так похожи. Отец учил Амирджана презирать тех мужчин, которые позволяют себе плакать, потому что они слабые. Денис Разумов, конечно, очень умный человек, но как мужчина, он никто. А Фирузи заслуживает настоящего мужчину.
Возможное восстановление памяти Фирузи тоже беспокоило его. Но он надеялся, раз судьба дала ему шанс быть с любимой женщиной, то она же и не даст ей шанса вспомнить прошлую жизнь.
Амирджан нашел в информсети все, что смог, об амнезии, и узнал, что человек может постепенно или внезапно все вспомнить. Но может и не вспомнить никогда. Амирджан надеялся, что именно так будет с Фирузи.
Он заблокировал в Федеральной Информсети все сайты, относящиеся к жизни на Земле в целом, и к двигателям звездолетов в частности. Чтобы ничто не могло подтолкнуть мозг девушки к воспоминаниям о прошлом.
Если Динора стремилась покинуть Арракис, то Амирджан не хотел жить ни на какой другой планете, даже побывав на благодатном гостеприимном Эдеме. Он любил свой пустынный мир всей душой. Для него он был лучшим местом на всем белом свете. Скакать по пустыне на лошади быстрее ветра — это ли не счастье? А чего стоили арракийские рассветы и закаты! Игра красок на небосводе завораживала. И такой неповторимый аромат разливался по оазису от тронутых росой цветов, распускающихся только на рассвете и на закате, когда становилось не слишком жарко и не слишком холодно.
Амирджан был рад, что Фирузи здешние рассветы и закаты тоже очаровали. Она просыпалась, когда было еще темно, и бежала на дворцовую башню женской половины, чтобы посмотреть, как разгорается заря, и не ложилась спать, не увидев, как погаснет последний солнечный луч. Она любовалась красками неба, а он любовался ею с другой башни, находившейся на мужской половине.
Амирджану хотелось поскорее жениться на Фирузи, чтобы быть с ней вместе всегда. Как ни странно, когда она стала его невестой официально, они стали реже видеться. Амирджан не мог заходить на женскую половину, когда ему заблагорассудится. Его бы просто не поняли, так как Фирузи ему еще не жена, сестра уехала, а матери у него давно не было. На женской половине жила лишь вторая жена отца, у которой не было детей, несколько служанок. Так что ему совершенно нечего было там делать. Теперь на женской половине жила еще Фирузи. Он мог заходить к ней лишь иногда, и, желательно, чтобы в это время Фирузи была в комнате не одна.
Он не мог видеться с ней и на мужской половине, так как женщинам запрещено появляться там без приглашения. Поэтому Амирджан и поднимался на башню, чтобы посмотреть на Фирузи хотя бы издалека, да иногда встречал ее, когда она гуляла в саду. А когда Фирузи получит статус жены, Амирджан сможет заходить в ее покои в любое время, и оставаться там как угодно долго.
Однажды, когда Амирджан и Фирузи встретились в саду, она спросила:
— Почему моя семья переехала с Волги на Арракис?
Он не был готов к такому вопросу, и ответил:
— Я точно не знаю. Кажется, потому, что это очень влажная планета, а у твоей мамы была астма.
Фирузи удовлетворилась ответом.
В другой раз она сказала:
— Амир, сегодня мне приснилось, что я прыгала, делала сальто и шпагат на бревне, в четыре раза уже этой скамейки, — она указала на мраморную скамью, рядом с которой они стояли. — Это было так красиво и необычно! Проснувшись, я поняла, что это спортивная гимнастика. Я попробовала сделать то, что делала во сне, и,
представляешь, у меня получилось! Я догадалась, что в прошлом занималась спортивной гимнастикой. Поискала в информсети, и обнаружила, что на Волге нет такого вида спорта. На Арракисе тоже нет. Но где я могла ею заниматься?
К этому вопросу Амирджан тоже не был готов. Он совсем выпустил из вида, что Волга — колония, где девяносто процентов поверхности занято океаном. Поэтому пока на этой планете были распространены только водные виды спорта.
— Я не знаю, — ответил он. — Ты не рассказывала мне, что занималась спортом. Может, просто не успела, мы ведь познакомились всего за пару месяцев до пожара в кафе. Но ты как-то обмолвилась, что до Арракиса вы жили еще на какой-то планете, я не помню названия. Может, там ты и занималась гимнастикой.
— Да, скорее всего, — согласилась Фирузи. — Амир, ты извини, что я пристаю к тебе с вопросами, наверное, они тебя очень раздражают. Но ты — единственный, кто хоть что- то знает о моем прошлом.
— Ну что ты, моя милая, ты можешь спрашивать все, что тебя интересует, и не надо извиняться, — ласково сказал Амирджан.
— Спасибо, — с благодарностью ответила девушка.
На самом деле сны, а потом, как следствие, вопросы Фирузи о прошлой жизни сильно беспокоили Амирджана, и он уже просто боялся новых вопросов. Он приказал служанке, которая приносила Фирузи еду, подмешивать успокоительное в вечерний напиток девушки, чтобы она вообще не видела снов.
Вопросов о прошлом стало меньше.
А на вопросы об Арракисе Амирджан отвечал с удовольствием. Он мог рассказывать о пустыне часами.
— Кому-то может показаться, что наша планета почти безжизненна, — восторженно рассказывал Амирджан благодарной слушательнице. — Но на самом деле Арракис полон жизни, и не только в оазисах. В некоторых местах из-под песка выходят скалы, в них есть пещеры, они тянутся на большие расстояния под поверхностью планеты, и они очень популярны у местных растений и животных. Некоторые из них живут в пещерах всю жизнь, никогда не выходя наружу.
— Они живут в темноте? — удивилась Фирузи.
— Вовсе нет. На потолках этих пещер селятся лианы, они тянутся от входа вглубь в поисках влаги и прохлады, ка целые километры. Их стебли похожи на светодиоды, и они несут свет остальным обитателям пещер. Эти растения плотоядные, и их свет привлекает насекомых, которыми они и питаются.
— Я хотела бы их увидеть, — сказала Фирузи.
— Когда мы поженимся, я тебе покажу, — пообещал Амирджан. — А когда ты научишься ездить на лошади, еще покажу горные озера, и странствующие оазисы.
Удивлению Фирузи не было предела.
— Как оазисы могут странствовать?
— Иногда в земле над водоносным слоем под толщей песков появляются трещины, и вода выходит близко к поверхности. В песках находятся миллионы семян растений, и они, почувствовав воду, тут же начинают расти. Растения Арракиса будто понимают, что трещина может так же внезапно затянуться, как и появилась, и растут
умопомрачительно быстро. За одни сутки они могут прорасти, зацвести и дать семена, которые упадут в песок и будут годами или даже десятилетиями, а порой и столетиями ждать своего часа. Ветер может унести их за тысячи километров от того места, где они родились. Поэтому в странствующих оазисах растительность такая разнообразная, — пояснил Амирджан. — И их ты тоже увидишь.
От его рассказов о пустыне глаза Фирузи светились восторгом, и Амирджан был несказанно рад, что в его силах сделать ее счастливой.
