— Я все же предпочту спокойный сон рядом с невестой незамедлительному расставанию, — невозмутимо возражает парень, приземляясь рядом со мной на остывшие камни и совершенно не обращая внимания на колкие, осуждающие глаза капитана. По вопросительным взглядам понимаю, что он хочет сказать:
Как тебе удалось уломать, капитана, Лия?
Что еще я не разглядел за твоей кажущейся простотой?
Понимать-то понимаю, но под прицелом зорких глаз сира Краммера и его больших ушей-локаторов ничего ответить не могу. Сижу, улыбаюсь загадочно и кутаюсь в свой плащ. Похоже, в подобных обстоятельствах спать принято сидя. Пытаюсь пристроиться к стене, ерзаю, как уж на сковородке, но мне в любой позе некомфортно: то в лопатки врезается твердый выступ, то шея затекает, то позвонки слишком упираются в стену.
О, моя спина… Умоляю, продержись эту ночь! Возможно, уже завтра я смогу, раздобыть для тебя нормальную кроватку.
Отрываю кусок длинной тесьмы от плаща и вешаю кольцо, полученное от Ардо себе на шею.
Мне кажется, в свете последних событий я не смогу заснуть, но стоит мне, смирившись с тем, что удобнее больше не будет, закрыть глаза, как сознание стремительно погружается в липкую, холодную воронку дремоты, в которой плавают обрывки сегодняшних событий.
Ведьма превращается в капитана и сражается с Ардо на мечах. Под бряцанье их стали над нами носится огромная сиренево-розовая чайка, на шее которой привязан небольшой тубус. Падает кроваво-красный снег. Глядя на него, дрожу то ли от холода, то ли от страха. Сандер одной левой отбивается от крыс, а правой пытается всучить мне дудочку. Стараюсь его убедить, что никогда не ходила в музыкалку, но он упрямый, как черт. «Играй», — твердит он, и его фанатичная, безумная вера в меня по капельке просачивается в грудь. «Ты сможешь! Просто играй!» Внезапно на розовом небе проступают одно за другим четыре светила, прогоняя холод и снег. Когда я почти поддаюсь на уговоры, обхватив пальцами дудочку, до меня доносится оглушающий шепот:
— Лииияяя! Гдеее ты?
Просыпаюсь в слезах, как свою ощутив тоску того существа, что меня ищет. Мне так жаль его, потерянное, одинокое создание, что охота тут же, стремглав броситься наружу, чтобы найти беднягу, которому я так нужна, прижать к груди, утешить, убаюкать, укачать. Только где его искать?
Проморгавшись немного, окончательно стряхнув с ресниц остатки сна, осматриваюсь. От огромного костра осталась лишь жалкая горстка серой золы. В пещеру проникает рассеянный, мягкий свет, едва озаряя в густом полумраке две скрюченные фигуры у стены напротив.
При виде них робкая надежда на возвращение в свою прежнюю жизнь исчезает вместе с остатками дремы. Я все еще здесь. Заснула — и проснулась сюда же. Этот мир обречен стать моим домом, хочу я того или нет. От обиды гулко колотится сердце. Где бы ты ни была, злая, коварная ведьма, замуровавшая меня среди чужаков, обещаю: однажды мы с тобой поквитаемся!
Утренняя прохлада бодрит, ветерок освежает легким дуновением кожу лица. Несмотря на это, мне тепло. Даже жарко. Вопреки своим ожиданиям чувствую себя неплохо отдохнувшей, но первая же попытка встать заканивается неудачей.
Обнаруживаю себя завернутой в огромную бархатистую пеленку — ночью Ардо прижал меня к себе и закутал нас обоих в свой безразмерный плащ. Наверно, именно в тот момент в моем сне потеплело.
Его рука под плащом обнимает за талию, борода щекочет висок — он совсем рядом, до безобразия, до неприличия близко! Собираюсь воспользоваться ситуацией — хоть одним глазком подсмотреть за ним спящим. Медленно, осторожно поворачиваюсь и… натыкаюсь на его ясный, незамутненный взгляд. От неожиданности вздрагиваю. Отвожу глаза, как нашкодивший воришка.
— Я такой страшный по утрам, что ты не в силах удержать на мне взгляд, тростинка? — усмехается он, чуть склонившись, обжигая ухо горячим дыханием.
— Спасибо, что мм… согрел меня этой ночью. Но в следующий раз попрошу все же спрашивать моего согласия.
— Как скажешь. Отныне, прежде, чем тебе помогать, обязательно дождусь твоего официального одобрения!
Пытаюсь кое-как выпутаться из двойного кокона ткани и его рук. Барахтаюсь неуклюже, он же и не думает мне содействовать, пока я пыхчу, стараясь развернуться. Ждет, чтобы попросила о помощи. Ну уж нет! Не дождется!
К моменту вылета бабочки из своего кокона — слишком громко она при этом пыхтела! — просыпаются и Сандер с капитаном. Наступает время первых в этом мире утренних процедур.
Глядя на остальных, учусь чистить зубы веточкой хвойного дерева с довольно мягкими, ароматными иголочками, по твердости и густоте напоминающей обычную щетку. После чистки зубов во рту остается приятный, сладковато-терпкий вкус. Странно… Я дома зубы после завтрака чистила.
Умываюсь, пользуясь ледяным источником, текущим тут же из скалы. От холода тонюсенькие пальцы мгновенно немеют, дыхание перехватывает, кожа лица и рук горит, будто обожженная. «Зато бодрит не по-детски!» — убеждаю себя, мерно клацая зубами.
Впрочем, кого я обманываю? Мне бы душ сейчас, с утречка теплый, неторопливо томный, чтобы смыть с себя вчерашнюю грязь, деликатно, бережно сполоснуть сонную вялость, чашку горячего капучино с капелюшкой миндального сиропа — вот и все, чего мне не хватает для полного счастья!
Время завтрака. Не успеваем мы с Сандером затолкнуть в рот по-спартански лаконичные пилюльки, как капитан и Ардо вынимают из своих сит целое пиршество — огромные ломти хлеба и округлые куски чего-то желтого, напоминающего чеддер. Протираю глаза. Мне не снится? Передо мной настоящая еда?
Максимально бесшумно сглатываю подступившую слюну. И опять лавина вопросов в голове. Если я сейчас попрошу поделиться припасами, как это расценят окружающие? «Лией Клерр овладели бесы чревоугодия»? Или «бедная девочка проголодалась — нельзя же так себя изводить»? Хотя какая разница? Сандер вон, по вине предыдущей Лии уже много дней нормально не ел, а мое тело слишком явно напоминает о дистрофии! Не время стесняться.
Не успеваю раскрыть рта, как Ардо отламывает добрый ломоть хлеба, кусок желтой субстанции и деловито протягивает мне. Поблагодарив за щедрость, забираю еду и тут же передаю ее Сандеру.
— А ты? — тот косится за мою спину, как раз в сторону Ардо, и часто-часто мотает головой, отказываясь от угощения. — Ты должна поесть сама, сира.
— Именно это сира сейчас и сделает! — с нажимом заявляет жених и всучает мне еще один ломоть с сыром, который на сей раз принимаю на свой счет и огромным усилием воли принимаюсь есть цивилизованно: откусывая маленькие кусочки и тщательно прожевывая. По вкусу это и правда хлеб с сыром. Местный бутер, не иначе!
Капитан, с аппетитом уминая свой завтрак, не забывает похвалить и Ардо, разделившего снедь с ближними, как и подобает доброму служителю. Сам однако — лицемер несчастный! — делиться ни с кем не спешит.
После завтрака мы скатываем плащи в тонкую узкую трубочку и пристраиваем их в ситу, над магическими артефактами. Затем, прихватив свои нехитрые пожитки, примерно пол часа шагаем гуськом по узкой тропинке, ведомые капитаном, пока не выходим на широкую, протоптанную сотнями ног дорогу.
Какое-то время идем, разбившись на пары, причем капитан заставляет нас с Ардо шествовать впереди — наверно, чтобы не шушукались у него за спиной. Чувствую, как сира Крамера бесят мои разговоры с женихом, как жадно он к ним прислушивается, пытаясь уловить не только слова, но и интонации. Особо тут не поговоришь, даже если и возникла бы такая необходимость.
Вскоре дорога подходит к развилке, над которой высятся деревянные указатели с выжженными на них незнакомыми названиями.
— Здесь мы расстанемся, — заявляет быстро нагнавший нас капитан. — Ардо двинется в Приар, остальные идут в Велиарх.
Коротко кивнув парню, он и не думает дать нам минутку для прощания. Вместо этого, как ни в чем ни бывало, продолжает размеренной, энергичной поступью движение в объявленный пункт назначения. Сандер, обескураженно поглядывая на меня, топает вслед за капитаном, слегка от него отставая.
