меня. Мама, мама Ирина, говорила то же самое. Охладить, и не пару секунд, а долго, но прохладной, а не ледяной водой и не льдом. – Прошу прощения, милорд.
– Еще раз назовешь меня лордом, и я точно разозлюсь, – небрежно заметил Альбин и добавил: – После боя сил на заживляющие заклинания обычно нет, а целители заняты теми, кому куда хуже. Так что приходится пользоваться простыми средствами.
Боя? Когда и с кем? Я покопалась в памяти Евы, но ничего конкретного не нашла. Ее жизнь крутилась вокруг трактира да ближайшей деревни. От купцов она слышала про другие страны, но происходящее там для нее было так же актуально, как для меня – возможная цивилизация на Альфе Центавра. Что до свар между господами – так паны дерутся, у холопов чубы трещат, неважно, кто на кого войной пошел, самих не коснулось – и ладно.
– Как будто держали раскаленной рукой, – заметил он, продолжая разглядывать рану. Это Гильем?
– Да, – не стала спорить я.
Альбин прошипел сквозь зубы ругательство, которое я предпочла не услышать: все равно не поверю, будто его проняло. Достал из мешка что-то, похожее на клок спутанных ниток, и небольшой кожаный чехол, положил рядом с флягой.
– Кажется, я поторопился, пообещав, что больно не будет. Пузыри надо вскрыть и гной убрать, иначе и магией не залечить. Постарайся не дергаться слишком сильно, и ори, если хочешь.
Я окончательно перестала хоть что-то понимать.
– Зачем вы со мной возитесь, ми… прошу прощения, господин. – Я зажмурилась прежде, чем гневный взгляд обжег меня, да так и не стала открывать глаза. Не хочу я смотреть, что он там делает.
– Может, мне скучно. А может, не нравятся однорукие красавицы. – Его пальцы сильнее стиснули мое запястье.
– Вы обещали меня повес-с… – Я втянула воздух сквозь зубы. Выдохнула. Неприятно, что уж там, но орать повода нет. – Так какая разница, болтаться в петле с обеими руками или с одной?
– Я грозился, а не обещал. И можешь говорить мне «ты», я не против.
Руки коснулось что-то мягкое и холодное, кожу защекотали бегущие капли, снова засаднил ожог, но мне было не до того. Глаза распахнулись сами, я вытаращилась на Альбина. Я, значит, уже успела представить во всех деталях и кнут, и собственное тело в петле, а он… просто пугал? Пожалуй хорошо, что у меня не хватило слов, чтобы высказать этому… этому… все, что я о нем думаю. Все-таки он по-прежнему оставался сыном герцога, а я – дочерью трактирщика.
Альбин зыркнул черными глазищами и рассмеялся. Я задохнулась от злости, но прежде, чем дар речи вернулся, в руке что-то закопошилось. Ойкнув, я уставилась на предплечье и снова забыла все слова— теперь уже от удивления. С краев ожога к центру наползала свежая кожица: ярко-розовая, неровная: похоже, шрам все же останется, но…
– Когда заживет, будет рубец, все-таки я не целитель, – подтвердил мои мысли Альбин. – Пару дней почешется, в это время молодую кожу легко повредить, так что вернешься домой, чтобы снова не поранить, завяжи. Только чистым, а не этим. – Он брезгливо покосился на оставшуюся в траве тряпку. – И в самом деле до свадьбы заживет.
А когда отец Евы умолял его вылечить Имоджин, суля любые деньги, не согласился. Потому что отец не походил на молодую симпатичную девицу? Или я тороплюсь подумать об Альбине плохо, чего-то не понимая? Мой папа как-то обмолвился, что не бывает «тыжврача», специалиста любого профиля: он, хороший врач «скорой», не рискнул бы заменить, к примеру, поликлинического гастроэнтеролога. Потому что нет «лечения вообще»: разные болезни требуют разных подходов.
Или я сейчас, наоборот, хочу найти оправдание для сына герцога?
Альбин в который раз белозубо улыбнулся и придвинулся ближе. Пальцы скользнули под косу на затылке, и его лицо оказалось совсем рядом.
– А это я возьму вместо платы за лечение.
В этом поцелуе, в отличие от первого, не было злости. Альбин играл со мной, как кошка с мышкой, то сминая, прихватывая мои губы своими, то едва касался, давая вдохнуть. Едва я успевала опомниться, он снова вторгался языком, дразнил, теребя зубами, ласкал, зализывая укус. Не знаю, как долго это продолжалось, пока он наконец не отстранился. Я обнаружила, что сижу у него на коленях, прильнув всем телом, а его руки обосновались у меня под юбкой, хорошо хоть не между ног.
Я охнула. Альбин хищно улыбнулся. Кажется, он хотел что-то сказать. Что-то гадкое и пошлое но не успел он открыть рот, как я вскочила и ринулась прочь.
Дыхания не хватало, ноги путались в юбках, ветки хлестали по лицу, но мне было плевать. В груди жгло – то ли от стремительного бега, то ли от обиды. Понятно, почему он так себя ведет – просто привык получать кого захочет. Но почему я едва не позволила ему дойти до конца? Да что там, еще немного, и я сама бы на него влезла!
Воздух в легких кончился, я остановилась, опираясь о сосну. Кое-как отдышавшись, снова выбралась на дорогу. Точно издеваясь, неторопливо застучали копыта, и в каком-то десятке метров от меня появился абрикосовый конь с ухмыляющимся всадником.
Я всхлипнула. Да оставит он меня в покое или нет? Тряхнув головой, развернулась и зашагала вперед. Бегай не бегай, а все равно нагонит.
– Ты снова забыла, – поравнявшись со мной, Альбин тряхнул сумкой. Его люди следовали поодаль: на расстоянии видимости но так, чтобы ничего не слышать.
– Вы очень любезны, милорд, – буркнула я, забирая Евину вещь.
– Я же просил… – Угроза, прозвучавшая в его голосе, заставила меня поежится.
– Я, может, тоже просила оставить меня в покое, – проворчала я себе под нос.
– Разве? – ухмыльнулся Альбин. Демонстративно постучал себя по уху. – Я, наверное, не расслышал.
– Зачем? – не выдержала я. – Зачем ты меня преследуешь? Что, мало симпатичных вдовушек в округе? Они и поумелей будут в таких делах. Далась тебе я!
Он спрыгнул с седла, зашагал рядом, ведя коня в поводу.
– Ты сама привлекла мое внимание, так чего теперь жалуешься?
Я ругнулась.
– Прошу прощения, я снова не расслышал.
– Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь, – вспомнила я бессмертное.
Альбин рассмеялся.
– Сама придумала?
– Нет. Отец часто повторял, – соврала я.
– Неглупый человек, кажется, был твой отец. А с виду и не скажешь.
Я пожала плечами.
Какое-то время мы шли молча. Деревья начали редеть, стал слышен собачий лай, пахнуло дымом и навозом. Я остановилась.
– Господин…
Он покачал головой и улыбнулся краем рта.
– Альбин… – Имя
