слишком много глупостей говорю, – непонятно пробормотал генерал. – И если вы позволите себе ещё раз повысить на меня голос, то вылетите из этого дома пинком под ваш прелестный зад. Здесь орать имею право лишь я.
– Простите, милорд, я… Честно говоря, я не часто… То есть обычно…
– Я так и думал. Вы нечасто и обычно. И перестаньте, наконец, мямлить. Это портит всё впечатление. Через час будьте готовы, мы выезжаем.
– Хорошо, – выдавила Леора, не без труда заставляя разжаться руки, стиснутые на спинке отодвинутого маркграфом стула.
Когда кадет в него вцепиться успела, Недил не представляла. Наверное, когда кричать начала. Да, всё-таки воспитание юных дев в Вересковье хромало. Мало её били, ой, мало. Так и не научили себя в руках держать. Видимо, недаром метресса Айрис утверждала, что Леора Левому дочкой приходится. Слишком уж нрав дик.
***
Вот говорят: «Пожар в борделе» – это, мол, хаос, который себе и представить-то сложно. Но что там пожар! Наводнение, смерч, сель, землетрясение, нападение саранчи, чума, критические дни у всех обитательниц этого самого борделя поголовно – и есть настоящий кавардак. Но даже такое описание военного сборного лагеря кажется слишком слабым.
Во-первых, люди, которых до ужаса много. Собственно, их сюда и согнали, чтобы перевооружить, обмундировать к весенней кампании, ну и научить чему-нибудь новенькому, поэтому-то лагерь и назывался сборным. А поскольку под Лердаргард сгоняли лишь элитные подразделения, то обучать их попросту нечему было. Ну в самом деле, не муштровать же ветеранов под: «Ать-два, левой». За такое повышение квалификации они и послать могут. И что делает профессиональный солдат при излишках свободного времени? Нет, не спит. Это новобранцы дрыхнут, а ветераны ещё на зимних квартирах успели бока отлежать. Поэтому дорвавшись до цивилизации они едят, пьют, дерутся и… гм!.. общаются с дамами.
И цивилизация, то есть столица, им эти удовольствия с радостью предоставляла. Куда не плюнь, попадёшь либо в наспех огороженный «ринг» и надсаживающегося зазывалу, предлагающего выиграть «пять серебряных, ежели продержишься пять минут»; либо в грубо расписанный вырвиглазными надписями фургон с мамашей на облучке, предлагающей за ту же пятёрку «любые удовольствия»; либо в кривоватый шатёр, источающий амбре дешёвой кислятины и горелого жира. Последние клиентов не заманивали, но пользовались наибольшей популярностью и у солдат, и у жриц любви, а так же господ, не имеющих финансов на ставки, но желающих вдоволь почесать кулаки. Ну и проповедники, куда же без них? Там, где шлюхи, хоть один блаженный, да найдётся.
Во-вторых, животные. Перегоняемые из загона в загон для сверки и клеймения тягловые быки, лошади, коровы и свиньи воцарению порядка не способствовали, зато щедро добавляли грязи. И собаки, кругом собаки: тощие, трусливые и злобные, хватающие любого неосторожного за пятки не от избытка сторожевого усердия, а просто от общего ошаления.
В-третьих, вестовые, гоняющие сломя голову, словно уже на поле брани очутившись, не жалеющие ни коней, ни окружающих – стоит зазеваться, мигом под копыта угодишь. А ещё фуры, фургоны и телеги: инженерные, интендантские, санитарные, только Левый знает, какие ещё!
В общем, толчея, сутолока, гвалт, время от времени взрывающийся женскими визгами, ором, ржанием мычание, гавканьем и громовыми воплями: «Покайтесь, греховодники!». Вонь, смрад, брызги и фонтаны жидкой грязи. Тут телеги колёсами сцепились, там фургон перевернулся и здесь же, рядом с теми, кто пытается его на ось поставить, двое бьют друг другу морду с таким усердием, будто к вечеру конец света наступит, и возможности повторить не будет. Короче, настоящая преисподняя!
Леора мигом ошалела, как те собаки. Кадета только и хватало, чтобы сдержать упирающуюся, дико косящую глазом кобылу, да Редиша из виду не потерять. А вот маркграф чувствовал себя, как рыба в пруду и не нужно быть эмпатом, чтобы это понять: выпрямился в седле, сдвинув шляпу на самый затылок, и даже улыбался! Честное слово, улыбка эта была едва заметной, но была же! Генерал придерживал совершенно спокойного, будто на загородной прогулке, жеребца, посматривал по сторонам, словно вокруг невесть что интересное творилось.
Когда они продрались-таки через вязкую, как кисель, толчею, Недил не поняла. Просто вдруг стало относительно тихо, шум отдалился, лошади, переминавшиеся у грубо сколоченной привязи, не бились в истерике, а палатку не украшали обещания «всех услад востока». А ещё здесь ничем не воняло.
– Прибыли, – невесть кому сообщил Редиш, спешиваясь.
Леора кивнула, разглядывая обломок гнилой доски, прицепленной к растяжке тента, вернее коряво выведенную углём надпись: «Одменестрация лагиря».
– Госпожа магик? – голос седоусого капитана вывел Леору из грамматической задумчивости. – Вам помочь?
– Не стоит, я сама, – проворчала Недил, нервно оглядываясь – мышастый[1] жеребец маркграфа был тут, стоял у привязи, кирасиры эскорта тоже держались неподалёку, а вот самого милорда нигде видно не было.
– Генерал внутри, – учтиво сообщил седой, и всё-таки придержал стремя, да ещё вежливо шляпу стащил, поклонившись. – Я провожу.
– Благодарю, – процедила Леора, спрыгивая на землю: ну и пусть издевается, не он первый, и уж точно не он будет последним.
И верно: на входе в палатку кадет едва не столкнулась с каким-то здоровяком – Недил только и успела разглядеть полковничьи лычки на воротнике.
– Куда прёшь, му… – рявкнул громила и осёкся. – Прошу прощения, госпожа магик, виноват, – буркнул смущённо, отступая в сторону, да ещё полог придерживая. – Вероятно, вы ищите генерала Редиша? Он здесь. Эй вы там, урод… Кхм, э-э, извините, само вырвалось. Подайте госпоже стул! Разрешите представиться… – гудел громила, деликатно уцепив Леору под локоток и волоча её в палатку с напором тяглового вола.
– Не стоит, Карвен, – раздалось сбоку, и рядышком с кадетом вырос ещё один чёрный мундир, – мы с госпожой Недил старые знакомые, я и провожу.
– Вечно ты, Брадил, умудряешься первым сливки снять, – обижено пробасил здоровяк, наконец, отпуская изрядно помятый локоть Леоры. – Моё почтение, госпожа. Надеюсь, ещё свидимся.
– Взаимно, – выдавила Недил, наконец, додумавшись голову поднять и поправить шляпу, мешающую видеть. – Это вы! – слетело с языка прежде, чем она подумать сумела.
– Это я, – радостно сообщил красавчик-блондин. – Видимо, мне на роду написано вас спасать. Уже второй раз получается.
– Спасибо, – машинально отозвалась кадет, разминая травмированный локоть.
Ну точно же, полковник его Брадилом назвал. Барт Брадил, вот как он в прошлый раз отрекомендовался!
– Каким же ветром вас сюда занесло, кадет? – сверкая безупречными зубами, веселился капитан. –
