Я все еще слышала, как мама что-то говорила ему, и я забилась поглубже в шкаф, сильнее прижимая руки, пытаясь заглушить звуки, прежде чем кровать начала скрипеть, а мужчина — ругаться.
Мое плечо задело пиджак, висевший в глубине шкафа, и он соскользнул с вешалки, вздымая пыль и заставляя ее клубиться вокруг меня.
Я закрыла рот рукой и затаила дыхание, когда в носу начался самый невыносимый зуд. Мои босые ноги скользили по твердому покрытию, пока я боролась с этой напастью, но мое тело предавало меня, и я собиралась проиграть битву…
Чихание вырвалось из меня, и в комнате за шкафом воцарилась полная тишина.
Тяжелые шаги раздались по полу.
— Вернись в постель, Феликс, — позвала мама, в ее голосе сквозил страх.
Дверца шкафа с силой распахнулась, и я встретилась взглядом с глазами чудовища.
— Так-так-так, и что это у нас тут? — прорычал он.
Я резко проснулась, когда за дверью камеры раздался грохот и что-то огромное врезалось в нее. Кто-то выкрикивал проклятия внизу, в курятнике, а кто-то отвечал ему целым рядом ругательств, пока другие кричали, чтобы они заткнулись.
Мой пульс участился, когда Белориан продолжал атаковать дверь еще минуту, прежде чем сдался и с очередным гневным воплем направился прочь.
Это существо вносило серьезные коррективы в мой план. Придется либо придумать, как заманить его в клетку на ночь, либо скорректировать план так, чтобы мы сбежали днем. Это было чертовски раздражающе, но я ничего не могла поделать, кроме как приспособиться.
Кошмар пытался вцепиться в меня, но я отмахнулась от него, отказываясь попасть в его тиски. Возможно, во сне мне и не удавалось сбежать от своего прошлого, но скорее рак на горе свистнет, нежели я позволю, чтобы хоть одна секунда моего бодрствования прошла под его властью.
Моя первая ночь в тюрьме Даркмора была наполнена звуками сопения, плача, странными криками, дракой, которая, я была почти уверена, закончилась тем, что кто-то умер в курятнике, и ужасным, как луна, храпом, доносящимся из камеры слева от моей. Кто бы, черт возьми, ни спал в одиннадцатой камере, он официально был в моем списке дерьма.
И вот, когда я уже окончательно задремала, меня снова разбудило повторяющееся щелчок, щелчок, щелчок.
— Ооо да, вот это дела, — раздался низкий мужской голос, и я с раздражением поднялась на ноги.
Клац, клац, клац доносился откуда-то снаружи, и я вскочила на ноги, пробираясь к решеткам, которые тянулись вдоль передней части моей камеры и в данный момент были заперты на ночь. Я дрожала в своей белой майке и скучных черных трусиках. Моя двоюродная бабушка Марина могла бы выбрать более привлекательное нижнее белье, чем стандартная фигня, в которой я сейчас ходила, а ей было восемьдесят четыре года, и она была такой же ханжой, как чернослив в корзине винограда.
Я подошла к входу в камеру и просунула руки сквозь прутья решетки, глядя на открытое пространство и помост напротив меня.
— Merda santa, — выругалась я, когда мой взгляд упал на камеру прямо напротив моей. Святое дерьмо.
Голый мужчина стоял с одной ногой на полу, а другой упирался в койку рядом с ним, наклонившись вперед и подстригая волосы на лобке ножницами, сделанными из чего-то похожего на пластиковые столовые приборы. У него было жилистое тело и густые седые волосы повсюду, которые он, казалось, был склонен подстригать на глазах у каждого ублюдка по ту сторону камеры.
— Какого хрена ты делаешь? — потребовала я, моя верхняя губа скривилась от ужаса.
— Если тебе нравится вид, ты можешь подойти и посмотреть поближе, когда двери разойдутся в стороны, щеночек, — промурлыкал он, двигая бедрами так, что его член болтался из стороны в сторону.
— Если я приду к тебе, то только для того, чтобы самой кое-что отрезать, — предупредила я, обнажив зубы.
— Ты можешь прийти и поиграть со мной в войнушки, если хочешь? — предложил он, наконец спустив ногу с койки. Мое облегчение было недолгим, так как он присел на корточки, предоставляя мне еще более четкий обзор, и начал подстригать волосы на своих яйцах. — Я лягу, а ты просто придешь и отсосешь у меня…
— Per l'amore della luna! — прорычала я. Ради любви к луне. — Почему бы тебе не повесить гребаную простыню?
— Чем больше внимания получает Планжер, тем усерднее он работает ради этого, — раздался голос Роари из камеры справа от моей. — Просто не обращай на него внимания, иначе он нагнется и устроит тебе настоящее шоу с полным обзором своей задницы.
— Планжер16? — с гримасой спросила я, размышляя, хочу ли я вообще знать, за что он получил такое прозвище.
— Ага, — отозвался Планжер. — Потому что я погружаюсь во что угодно.
Я с отвращением отвернулась от него, когда он начал издавать чмокающие звуки в мой адрес, и принялась расхаживать по камере, бормоча про себя на фаэтанском языке об извращенцах и уродах.
— Тебе стоит повесить простыню, чтобы не смотреть на него, — сказал Роари с другой стороны разделявших нас кирпичей. Его голос донесся до меня совершенно четко, и я нахмурилась, глядя на разделявшую нас стену, и ухмыльнулась, заметив маленькую металлическую решетку в дальнем углу камеры.
— У меня нет запасной простыни, чтобы повесить, — пробормотала я.
Я не собиралась спать на этом матрасе, не застелив его чем-нибудь. Когда Двадцать Седьмая заправляла мою постель, я не упустила из виду старые пятна на нем. Некоторые из них были похожи на кровь, а другие… ну, мне не хотелось думать о том, что эта большая задница Дракона-перевертыша находилась здесь в одиночестве ночью, когда его тело изнывало от желания.
Фууу, меня может стошнить, если я буду слишком много думать об этом.
— Ну, может, тебе стоит купить себе одну сегодня. Или я могу купить ее для тебя… за подходящую плату.
— И что ты хочешь, чтобы я сделала за простыню, Роари? — спросила я, опускаясь на руки и колени и заглядывая через решетку в его камеру. Мои ушибленные ребра неприятно ныли от такого обращения, но я стиснула зубы против боли и старательно игнорировала ее. Металл был толстым и прочным, в нем были проделаны маленькие отверстия в форме звезд, чтобы воздух мог свободно проходить. Я догадывалась, что они хотели убедиться, что подавитель Ордена, которым они накачивали камеры, может легко проникать повсюду, но это также означало, что теперь я смогу видеть Роари, разговаривая с ним, если он встанет с кровати, чтобы присоединиться ко мне.
— Я уверен, что смогу придумать, чем ты можешь ее заслужить, — ответил он тем кокетливым тоном, о котором я мечтала, когда была младше. Не то чтобы я когда-либо признавалась, что была влюблена в него в подростковом возрасте, но если быть до конца честной с собой, то я была одержима. Каждый раз, когда он бывал у тети Бьянки и общался с моим кузеном Данте, у меня заплетался язык и я краснела. Но я больше не была той невинной девочкой.
Ладно, возможно, я никогда не была невинной, но я была девочкой-подростком, которую окружали тупые мальчишки, которые не могли справиться со мной.
Роари был настоящим Альфой, и за годы, прошедшие с тех пор, как его посадили в Даркмор, я поняла, что именно это мне в нем и нравилось. Меня тянуло к мужчинам, которые были мне ровней. Это свойственно Волкам. Мы жаждали партнеров, которые могли бы соответствовать нам, и было не так уж много мужчин, о которых я могла бы так сказать.
Оборотни обычно полиаморны со своей стаей в те годы, когда они еще не нашли свою истинную пару, но я перестала участвовать в стайных оргиях много лет назад. Для начала, три четверти моей стаи были моими родственниками, так что у меня в любом случае был выбор только между остальными двадцатью пятью процентами. И среди всех доступных мне вариантов я не нашла ни одного настоящего Альфы. Я просто не могла вызвать энтузиазма для секса с парнем, который не был мне ровней, а они, конечно, не могли справиться со мной в тех случаях, когда я пробовала. Кому нужен дерьмовый секс с парнем, который не может тебя возбудить, не говоря уже о том, чтобы довести до оргазма? Не я. И с тех пор, как я начала придерживаться диеты Альфа, я поняла, что пути назад нет. Не то чтобы их было так много, чтобы выбирать. Может, Солярия и полна могущественных фейри, но на каждого Волка, похоже, приходилась тысяча овец.
