от таких мужчин я никогда не ожидала ничего, кроме грубости. Но эти слова все равно вызывают дурноту. Я так беспомощно дрожу, что у меня стучат зубы.
Кэл снова сдвигает нас, пока я не оказываюсь зажата в угол между его кроватью и стеной. Его тело полностью заслоняет меня. Я даже не вижу мужчин. Только плечи Кэла. Его прямую спину. Пятна пота на футболке сзади.
— У нас есть еда. Вы можете взять, что хотите, — говорит он, вытянув одну руку в примирительном жесте, но вторая по-прежнему остается за его спиной.
Он пару раз сжимает и разжимает пальцы, и я внезапно понимаю, что он пытается сделать.
Мои колени подгибаются, и я съеживаюсь на полу, громко хныча. Мне не приходится симулировать страх, но при нормальных обстоятельствах я бы никогда не позволила этим мужчинам услышать такой звук.
Но мне нужно, чтобы они верили, будто я слишком напугана, чтобы что-то предпринять.
Мне нужно, чтобы они ошиблись в этом.
— О, ты поделишься своей едой, — говорит здоровяк. Он явно единственный разговорчивый тип в этой компании. — И не только едой.
Если бы я не отвлеклась, этот комментарий оказался бы самым гадким из всего услышанного, но я слишком занята тем, что тянусь под кровать, и почти не обращаю внимания на эти слова.
Кэл держит под кроватью старый дробовик. Он остается там несмотря ни на что. Мы только что положили его обратно после того, как помыли пол.
Я дотягиваюсь до него пальцами и подвигаю к себе, задержав дыхание и молясь, чтобы скольжение оружия по древесине не создало никакого звука.
Кэл приседает передо мной, еще сильнее заслоняя меня от других мужчин. Уверена, это выглядит как последняя попытка защитить меня от них.
Так и есть.
Именно это он и делает.
Я обхватываю пальцами дробовик. Поднимаю его с пола. И вкладываю в ладонь Кэла, которую он до сих пор держит заведенной за спину.
— Прячься, — бормочет он, затем встает и без предупреждения или колебания стреляет в мужчин. В одного за другим.
Я делаю ровно то, что он мне сказал. Я ныряю под кровать еще до того, как он совершает первый выстрел.
Эти мужчины глупы. Слишком расслаблены. Слишком уверены в своем преимуществе. И они платят за это высокомерие своими жизнями.
Я под кроватью, так что мне плохо видно, но я вижу, как падают два тела после того, как он их застрелил. Один или два успевают несколько раз выстрелить, и я не знаю, попали они в Кэла или нет. Но он по-прежнему в движении. Скорчившись под кроватью, я вижу, как знакомые ноги Кэла делают шаг за шагом. Судя по скудному обзору и звукам, которые я слышу, я понимаю, что он теперь вытаскивает тела наружу. Должно быть, минимум один из них не умер сразу же, потому что я слышу еще пару выстрелов снаружи.
Спустя минуту он возвращается внутрь. Встает на колени у кровати и наклоняется, заглядывая под нее.
— Выходи, малышка. Теперь их нет.
Я издаю очередной хнычущий звук. Этот получается приглушенным. Настоящим. Я подвигаюсь, пока ему не удается дотянуться до меня.
Кэл помогает мне выбраться из-под кровати. На его ладонях и предплечьях кровь. И на футболке тоже. Всхлипнув, я лихорадочно ощупываю его грудь и плечо в месте пятен, чтобы убедиться, что его не подстрелили.
А могли ведь. Мы оба сейчас могли быть мертвы. Я вообще не знаю, как мы не погибли.
— Все в порядке, — говорит он таким же мягким, хриплым голосом. — Они меня не задели. И я бы никогда не позволил им добраться до тебя.
Я валюсь как подкошенная. Иным словом это и не описать. Мое тело начинает трястись, когда рыдания рвутся наружу. Я тянусь к нему, и он привлекает меня в объятия.
В итоге он садится на пол, прислоняясь к кровати, а я оказываюсь у него на коленях. Я плачу так, как не плакала с ночи смерти Дерека, утыкаюсь лицом в его футболку. Неважно, что ткань потная и пропитанная кровью. Важно лишь то, что это Кэл. И он сильный. Он крепко держит меня. И он продолжает бормотать, что все хорошо, что я в безопасности, что он рядом.
Проходит долгое время, прежде чем мне удается взять себя в руки достаточно, чтобы поднять голову и взглянуть ему в лицо. Я шмыгаю носом и улыбаюсь при виде почти нежной тревоги в его глазах.
— Я в порядке.
— В порядке ли?
— Да. Ты меня спас, — мое сердце внезапно переполняется столькими чувствами. — Спасибо.
— Ты не должна благодарить меня, малышка.
Он никогда прежде не называл меня малышкой. До нескольких минут назад. Мне это нравится намного сильнее, чем «ребенок» или «девочка». Это кажется… особенным.
— Нет, я должна поблагодарить тебя. Они бы причинили мне боль. Спасибо, что ты защитил меня.
Он качает головой и опускает глаза.
— Пожалуйста, прекрати так говорить. Вся эта ситуация — моя вина.
— Что? В каком месте это твоя вина?
— Потому что они никогда бы не пришли сюда, если бы я не якшался с ними в прошлом. Они знали меня. Поэтому и пришли искать.
— Может быть, но ты давно перестал якшаться с этими типами. Не твоя вина, что им удалось тебя выследить. С чего они вообще решили это сделать?
— Потому что мы платим за свои ошибки. Всегда. И они — одна из моих ошибок.
Я все еще на его коленях, его ладони легонько покоятся на моей спине, но теперь не кажется, что он меня обнимает. Не так, как раньше.
Я внезапно боюсь этой перемены и того, что сделает с ним чувство вины.
— Это не твоя вина, Кэл. Ты не можешь брать на себя ответственность за их гадство. Ты позаботился о ситуации. Я не пострадала, и ты тоже. Мы в порядке. Мы в порядке.
Он кивает и на мгновение поднимает взгляд, будто проверяет выражение моего лица. Его губы кривятся.
— Не смотри на меня так.
— Как так? — я честно не знаю, что он имеет в виду.
— Как будто ты мне доверяешь. Как будто ты веришь в меня. Как будто ты думаешь, что я… хороший. Ты не должна мне доверять. Я не хороший человек.
— Нет, хороший!
— Нет, не хороший, — он говорит почти сердито, и он убрал руки. Думаю, он бы наверняка скинул меня с колен, если бы не думал, что это ранит мои чувства. — Даже не начинай думать, будто я хороший человек. Я всегда буду поганым типом.