Или Гринориса? Не про своего же отца?
Луна все еще розоватая. Ноги заплетаются, на сердце тревожно, синяки и мышцы ноют все сильнее. Но возле двери Орфо я расправляю плечи и с усилием улыбаюсь, как если бы она наблюдала за мной. Глупо… но мне это важно. Я хочу быть таким – собранным и сильным; если не ради нее, то хотя бы под скучающими взглядами богов. Может, Рикус и прав хоть немного. В конце концов, я выстоял против Илфокиона, я победил его и даже обезоружил, что в любой другой день вряд ли бы произошло.
Жаль, мои бои с собой куда тяжелее. Враг, отражающийся в зеркалах, все еще сильнее меня.
Я едва узнаю наш замок. Он словно провалился в прошлое.
Делегации, видимо, прибывали с рассвета: разговоры и переклички, конское ржание, скрип колес – все это я услышала еще сквозь предутренний сон, но не проснулась. Видимо, мое тело накрепко вцепилось в шанс наконец-то, впервые за несколько дней и ночей, по-настоящему отоспаться. Без снов и даже почти без тревог.
С тревогами, конечно: на краю сознания постоянно маячили мерзкие тени то дневных событий, то грядущей коронации, то чего-то еще, грязно-неопределенного и жуткого. Но пробиться в мой крепкий сон все это не могло, только прошибало иногда ознобом или мелькало стремительными росчерками перед сомкнутыми веками.
Я проснулась полная сил и почти полная надежды – а потом, глянув в окно, вдруг увидела на пляже людей. Много, разного возраста, по-разному одетых, но одинаково взбудораженных – и они испугали меня. Я внезапно вспомнила последние месяцы войны, когда толпы горожан раз за разом вливались в главные ворота замка, и доходили до сада, и топтали его – не добираясь лишь до моих укромных уголков у дальней стены. С пляжа они тоже кричали, зная, куда выходят покои правящей семьи, – эти крики были самыми гневными, самыми обидными.
Я не заметила, что впилась в подоконник и подалась назад, а щеки загорелись – как в детстве, когда мне было одновременно и страшно, что меня убьют, и жалко Лина, и стыдно за всех нас. Но наконец я выдохнула, пригляделась внимательнее и поняла: этим людям вообще не до меня. Они либо прогуливаются, либо сидят на песке, либо даже плавают. А одеты они… действительно слишком по-разному, чтобы быть просто жителями Гиргамоса.
Это были наши соседи. Гости.
Желтолицая девчушка в красном кимоно бежала по кромке воды и тащила за собой, высоко в воздухе, на веревке, аляповатого бумажного дракона. Компания аккуратных игаптян в мужских версиях платья Клио завтракала на расшитом священными кошками покрывале. Несколько физальцев – точно, в белом и блондины! – в стороне тренировались, бились на трезубцах. Были синелицые жители Хиды, самой южной и лесистой страны континента. И темнокожие островитяне, все в алмазах и серебре. И гирийцы, чью принадлежность к дальним регионам выдавали то ярко-фиолетовые туники в россыпях звезд, то не по сезону теплые накидки на меху. Страх сменился недоумением… а потом я посмотрела на часы.
Десять. Боги, сколько я проспала?!
Все дальнейшее я делала в спешке: мылась, наряжалась, причесывалась. Я чудовищно злилась, и на себя, и на боги знают кого, кто мог бы меня разбудить. А действительно, кто? Будь папа здоров, конечно, он бы растормошил меня вовремя. Будь жив Лин… о, даже он бы, возможно, сжалился, он не любил позориться перед иностранцами. Еще это мог бы быть Эвер… но мысль о нем я отбросила быстрее всего. Я надеялась, что Эвер тоже отсыпается. Я хотела этого, потому что накануне под вечер он совсем валился с ног и у него уже опухли синяки.
Гости оказались на патрициях – боги, храните патрициев! В беспамятстве Трех Кошмарных Дней я, как оказалось, не только написала все нужные приглашения, но и доверила киру Мористеосу бездну дел, связанных со встречей делегаций и организацией мероприятий. Предоставила списки – людей, блюд, напитков, приветственных даров, комнат с лучшими видами и условиями! Предложила примерный набор промежуточных развлечений! И даже, невероятно, подробную программу на завтрашний… завтрашний…
Ритуал очищения. Ох, тот самый, с углями и ядом, когда по первым я пройдусь, второй выпью, ну а все будут наблюдать, угощаясь легкими закусками, непременно включающими креветки, клубнику и сыр. Не желая думать об этом, я пялилась на кира Мористеоса козьими глазами, а он как ни в чем не бывало уважительно перечислял то, что я ему поручила, пояснила, подчеркнула, сосчитала. Периодически он добавлял: «Достойное уважения внимание к деталям, особенно учитывая ваше состояние, принцесса!»
Кир Мористеос с его твердыми чертами лица, длинной треугольной бородкой, взглядом паука-людоеда и улыбкой добродушной лайки – один из самых умных папиных патрициев. Мягким он никогда не был, но мы поладили, когда в нем я нашла полную поддержку своему желанию примириться с физальцами. Может, все дело было в его так и не прервавшейся – даже в войну – дружбе с королем Гринорисом. Может, в том, что даже метка у них была общая – лира, эти двое писали друг другу письма стихами! Так или иначе, теперь он лучился гордостью и восторгом по поводу моих талантов правительницы, а мне искренне казалось, будто он повредился рассудком. Я не могла дать все те распоряжения и составить списки. В раздиравших меня снах я имя-то свое вспомнить не всегда могла и хорошо, что ни разу не сходила под себя. Я более-менее помнила только, как писала – и диктовала, если силы совсем оставляли, – приглашения. Ну и как царапала свое лицо, то во сне, чтобы проснуться, то наяву, чтобы не отключиться.
Так или иначе, кир Мористеос уверил меня, что этим днем – до вечернего дипломатического ужина – я могу распоряжаться как вздумаю, готовиться без оглядок, ну а гостей займут. Кого-то свозят на морскую прогулку, кого-то поведут к мемориалу, кто-то захотел на охоту, а кто-то уже нашел досуг, нежась на пляже и нюхая мои цветы. В конце концов, ко мне прибыли вечно занятые проблемами собственных земель люди. Которые рады любому поводу отдохнуть и вовсе не горят желанием сразу вступать в новые игрища. Но меня здорово смущало, что я не приветствовала каждого по приезде, как неизменно делали и мама, и папа с Лином… с другой стороны, к ужину подтянутся последние. Поприветствую всех сразу. И плевать, пусть запомнят королеву Орфо как Королеву, Которая Вечно… Дрыхнет? Или какое там слово любит Скорфус? Да, точно, Королева, Которая Вечно
