Дрыхнет. Напоминает о том безумно красивом персонаже-недотроге – принце, воине, поэте?.. – уколовшемся чьим-то волшебным веретеном и надолго уснувшем. На радость всем, кто днями и ночами мечтал хоть раз его поцеловать и, кажется, не только. Кстати, одна из самых жутких гирийских – или физальских? – сказок.
Раз я так сплю, может, усилить на этаже охрану? Впрочем, куда еще? С появлением гостей ее стало больше еще вдвое, а покои отца просто наводнились медиками и солдатами. Его стерегут. И надеюсь, гости не сделают из этого какие-то свои, лишние выводы, ведь в письмах я написала почти правду: что папа сильно пострадал – на прогулке – и вряд ли с ними встретится.
Меня позвали завтракать Клио и парни – прямо в их покоях, на балконе. Дверь Эвера оказалась заперта, с утра его никто не видел, и я сделала вывод, что он правда заспался. Такое предположил и Рикус, хотя откуда ему знать? Уточнить я не смогла: завтрак прошел… странно, еще тревожнее, чем даже вчерашний обед после падения из окна. Лохматая Клио с красными, как у кролика, глазами почти не смеялась; лицо Рикуса отекло, будто он очень мало спал, а Ардон… Ардон раз за разом забрасывал нам на тарелки такие куски еды – то хлеба, то сыра, то запеченной птицы, – будто надеялся всех нас этими кусками убить. Мы разговаривали сквозь зубы, любые темы сразу увядали, и в конце концов я устала играть в душу компании. Может, все они встали не с той ноги. Может, «переспав» со вчерашним ужасом и наконец осознав его, передумали со мной дружить, по крайней мере, пока я не разберусь с монстрами и окнами. А может, просто чувствовали, что и во мне все сильнее натягивается струна страха, с которой я уже еле-еле борюсь.
Когда мы встали и вместе собрались вниз, Клио, как мне показалось, почти решилась что-то спросить. Парни отошли в соседнюю комнату, она робко взяла меня за руку, заглянула в глаза, открыла рот… но замолчала: Ардон вернулся. Тихо, прямо, смотря ей в лицо и явно не стесняясь меня, спросил: «Будешь с кем-то танцевать на завтрашнем обряде?» – «Нет», – одними губами отозвалась она, Ардон мрачно кивнул и первым вышел в коридор, где тут же вступил в беседу с часовыми. Ладонь Клио выскользнула из моей и сжалась в кулак, и вот тогда я начала что-то понимать. Это я. Я опять все испортила. То ли наш вчерашний разговор о Лине подслушали, то ли, открывшись мне, Клио решила открыться и друзьям. Боги…
«Потанцуй со мной, если я не сожгу все пятки», – как можно веселее разрешила я. Вообще все это глупость: завтрашние танцы – это не то, что на обычных вечерах. Они не парные, гости, конечно, берутся выборочно за руки, но обычно танцуют толпой, формально пытаясь попасть в тот ритм, который им задает пирриха – танец с оружием, начинаемый коронуемой особой. То есть мной. Я должна была танцевать в паре с отцом, но теперь буду одна, потому что король или никто. Клио поблагодарила, посмеялась, но покачала головой: ей сейчас явно не до танцев. А едва взяв ее за руку сама, я почувствовала между нашими ладонями небольшой латунный ключ. «Спасибо и за это», – шепнули ее губы. Ключ от покоев Лина она получила вчера после ужина и провела там где-то полчаса. Я знаю это точно: несколько раз, осторожно заглядывая в приоткрытую дверь, видела ее свернувшейся клубком у Лина на кровати.
Она кивнула на вопрос, все ли в порядке, – и мы спустились в сад. Физальцы сразу нашли свою делегацию, державшуюся настороженной кучкой, и отправились узнавать, как дела дома; я увязалась для скованного приветствия, после чего, поняв, что мне не рады, сбежала – якобы контролировать подготовку к вечеру. Какое-то время я правда наблюдала, как к пруду выносят столы. Рядом готовили пространство для танцев и помост для музыкантов. Я предпочла бы тот чудесный, папин любимый оркестр, играющий на стекле и воде, но мои представления о ритуальности отличаются от общепринятых. Да и вряд ли я сплясала бы пирриху – танец силы и готовности к бою – под эти нежные переливы, для нее действительно нужны дробные удары буковых барабанов и устричных кастаньет, грозная песня раковин и игривые переливы флейт.
Поизображав надсмотрщика, я вернулась в цветущую часть сада, к гостям, но по-прежнему не была нужна и там. Клио как ни в чем не бывало ворковала со всеми этими одетыми в белое молодыми мужчинами – физальскими нобилями, одинаково белокурыми, одинаково небритыми, одинаково подтянутыми и одинаково красивыми. Она явно взяла себя в руки: словно старалась сиять за троих и, надеюсь, вещала о том, как у нас хорошо. Увы, ее собеседники не сияли, хотя и слушали с вниманием. Какое-то время, топчась в стороне, я разглядывала их и пыталась представить девять лет назад. Получалось легко: у всех мужчин были на лицах или руках шрамы, походка и подергивание головы одного выдавали взрывную контузию. Он посмотрел прямо на меня и вроде даже улыбнулся. Я вернула улыбку, но скорее отвернулась, не понимая, чего во мне больше, горечи или страха. Нет… не нужно грызть себя, Эвер прав. Там, в прошлом, я мало кому и мало чем могла помочь. Зато за мной будущее. И плевать, плевать, что ни Гринорис, ни Арэстэс, даже принцесса… королева Лэлэйя не приехали, хотя я и им писала лично, вот этими тогда еще трясущимися окровавленными руками. У них-то точно есть дела важнее.
Я заставила себя отвлечься: на беседы со всеми другими гостями, кто меня узнавал. Таких было не очень много: я пренебрегла венцом, почти пренебрегла даже кольцами и только слины разумно заменила на синее платье. В который раз вспомнила очередное свое уродство, обнаруженное вчера с Эвером, и поняла, что оно кстати. Не знаю, как среагировали бы гости, увидев мою исцарапанную рожу, поломанные ногти, следы одновременно удушья и поцелуев на шее и прочее. А так я, наверное, показалась хоть кому-то симпатичной. Ну разве только невыспавшейся и печальной: понятно для любящей дочери, чей отец борется за жизнь.
Про отца я опять говорила почти правду – понимая, что запутаюсь во лжи, и вдобавок опасаясь наткнуться на меченного весами. Да, у отца пять серьезных ран; нет, никто не угрожал ему, или, по крайней мере, я не знаю; да, преступников ищут; да, у него есть шансы выжить; нет, повидать его нельзя. Пока что. Но можно будет приехать в гости снова. Правда.
