Или даже может быть еще немного быстрее. И гораздо кровавее, черт возьми.
Он сунул руку под плащ за пистолетом… Но вот дерьмо, во что стрелять? Лэш не оставил Джону ни малейшего шанса попасть тому в жизненно важные органы, а его уродливая голова находилась слишком близко от ее головы, не оставляя ни малейшего пространства на ошибку.
Ярость Джона кричала в нем…
Периферийным зрением он заметил нацеленный пистолет.
Вспышка.
Поле у конюшни. В темноте ночи… все, что имеет значение — похищенная злом, с приставленным к горлу ножом женщина. Пущенное в ход оружие…
Вспышка.
Возвращение обратно в Колдвелл, к любви всей его жизни в руках его злейшего врага.
Вспышка.
Выстрел пистолета…
Взрыв прямо у уха Джона потряс его, возвращая обратно в реальность, и он испустил бессловесный вопль, делая выпад вперед, словно мог поймать пулю.
«Нет!» — закричал он беззвучно. — «Не-е-ет…»
Это был идеальный выстрел. Пуля вошла в висок Лэша приблизительно в двух дюймах от головы Хекс.
Медленным движением Джон повернулся и оглянулся через плечо. Сороковой калибр Тормента находился прямо напротив тела парня. Пистолет не дрогнул на холодном ветру.
По каким-то причинам ни стрелок, ни точность не были неожиданностью, даже притом, что это был «Гранд Мэри[129]», один на миллион.
«О, Господи. Они уже делали это прежде, не правда ли? Точно… так же».
Действительность вернулась на место и Джон снова тряхнул головой. Через дорогу, Хекс действовала блестяще: когда Лэш пошатнулся, она нырнула вниз присев на корточки, открывая Тору цель и, когда была выпущена вторая пуля, уже почти полностью убралась с дороги.
Выстрел номер два сбил Лэша с — обутых в дорогие мокасины — ног, приземляя его на спину.
Джон стряхнул остатки головокружения и рванул вперед к своей женщине; бедра напряглись, направляя всю силу в ноги, когда он пришел в движение, байкерские ботинки просто поглощали метры земли между ними.
Его единственной мыслью было спасти Хекс, он взялся за оружие, в котором нуждался: шестидюймовый черный кинжал, находившийся в нагрудных ножнах. Он подбежал к ним, занеся руку над головой, готовый набросится на своего врага и нанести удар Лэшу сзади…
Запах крови Хекс изменил все, заставляя опустить оружие.
О, Боже… У этого гребаного ублюдка было два ножа. Один он приставлял к ее горлу. А второй он вонзил ей в живот.
Хекс перекатилась на спину, схватившись за бок с гримасой на лице.
Пока Лэш извивался, зажимая голову и грудь, подоспели Тор с Куином и Блэем и остальными Братьями, все их оружие было направлено на врага, так что Джон не беспокоился о прикрытии, пока пытался оценить причиненный ей ущерб.
Джон наклонился к Хекс.
— Я в порядке, — выдохнула она. — Я в порядке… в порядке…
Да ни черта не в порядке. Она едва дышала, а ладонь, прижатая к ране, вся была покрыта блестящей, свежей кровью.
Джон начал отчаянно показывать:
«Позвоню Доку Джейн…»
— Нет! — воскликнула она, хватая его руку своей окровавленной ладонью. — Сейчас меня беспокоит только одно.
Когда ее взгляд остановился на Лэше, сердце Джона загромыхало в грудной клетке.
Над его головой Зи произнес:
— Бутч и Ви подгонят «эскалейд» от Экстрим-парка… Твою ж мать! У нас компания.
Джон глянул в переулок. В поле зрения показались четыре лессера… доказывая, что адрес регистрации «цивика» оказался верным, даже если время сейчас было совершенно неподходящим.
— Мы разберемся с ними, — прошипел Зи. Братья на полных парах ломанулись к новоприбывшим.
Звук смеха отвлек Джона. Лэш широко ухмылялся, безобразной маской своего лица растянувшейся в сумасшедшей улыбке.
— Джон, мальчик… я трахал ее, Джон… я трахал ее жестко, и ей понравилось это.
Раскаленная добела ярость накрыла Джона, связанный мужчина в нем кричал, кинжал в его руке снова поднялся.
— Она умоляла меня, Джон… — Вдох, сделанный им, был рваным, но удовлетворенным. — В следующий раз, когда будешь с ней… помни, что я имел ее так…
— Я никогда не хотела этого! — выплюнула Хекс — Никогда!
— Грязная шлюха, — усмехнулся Лэш. — Такой ты была, такой и останешься. Грязной и моей…
Все замедлилось для Джона, все: от их троицы, собравшейся вместе, и со слабыми порывами дувшего в переулке ветра, до разразившейся в сотне ярдах от «мерседеса» драки.
Он подумал о собственном изнасиловании, произошедшем много лет назад на лестничной клетке. Представил, Хекс прошедшую через подобное унижение чести и достоинства. Вспомнил, как Зи рассказал, что сам прошел через это. Вспомнил, как страдал Тор.
И в разгар воспоминаний, он почувствовал эхо чего-то очень давнего, какого-то другого похищения: другой женщине причинили боль, разрушили другую жизнь.
Ужасающее лицо Лэша и его немощная тающая форма стали воплощением всего этого: мерзость, гниль, материальное воплощение всего мирового зла, всей немыслимой боли, всей жестокости, унижения и злорадства.
Все сделанное в следующее мгновение, имело последствия, которые длились всю жизнь.
— Я трахал ее, Джон, мальчик…
С резким взмахом кинжал в руке Джона обрушился вниз.
В последнюю секунду он вывернул свое запястье так, чтобы основание рукоятки врезало Лэшу по лицу. И связанный мужчина в нем хотел сделать то, что он сделал с убийцей в том особняке — полное уничтожение, чтобы ничего больше не осталось от сукиного сына.
За исключением того, что он обманывал бы себя в этой ситуации своего рода божественной кары, дарованной лишь единицам. Его прошлое никогда не исправить — оно, как и тот человеческий кусок дерьма, что причинил ему боль, не исчезнет из мыслей и не сотрется из памяти. И то, плохое, случившееся с Тором — никогда не исправить, потому что Велси никогда не вернется назад.
Но Зи получил свое удовлетворение.
И, черт побери, почему бы его не получить и Хекс… даже, если это последняя вещь в этом мире, которую она сделает.
У Джона на глазах выступили слезы, когда он отвел от раны ее окровавленную ладонь… широко открывая ее.
Перевернув кинжал, он вложил рукоять в ее ладонь. Когда в ее глазах вспыхнул огонь, он сжал ее пальцы вокруг своего оружия и обошел вокруг, чтобы поддержать ее и помочь нанести удар.
Грудь Лэша приподнималась и опадала, его освежеванное горло сжималось, при каждом вдохе и выдохе. Когда его озарил свет, и Лэш представил, что его ждет впереди, глаза без век расширились в глазницах, а безгубый рот обнажил зубы в улыбке, прямо как в фильмах ужасов.
Он пытался что-то сказать, но никак не мог облачить это в слова.
