Только разочарование.
И я не выдержала, стряхнула демоническую половину, убрала ногу с руки Агата. Ангел встал, отряхнул свою замызганную хламиду, размял кисть.
— Может, поговорим?
— Значит ты… богиня?
Богдан вопросительно обернулся ко мне, ожидая подтверждения рассказу Агата. Всё это время я хмуро стояла в углу, долбя человеческий затылок внимательным пристальным взглядом, но художник либо умел ставить мыслеблоки, либо просто не обращал на него внимания — мой тяжёлый взгляд его не раздражал.
— Демон, — безапелляционно отрезала я. — И меня прислали за твоей душой. К связке так же можно приложить талант. Отдашь?
Человек отвернулся. Поверил в мою чёрную сущность? Отложил неприятное на потом?
Ангел укоризненно зыркнул в мою сторону, но я ответила ещё более тяжёлым взглядом — попляшешь ещё у меня, дай только с этой кашей разобраться.
— Почему вы вообще мне всё это рассказали?
— Видишь ли, дорогой, — я всё же прошла к собеседникам, — будь моя воля, ты бы ни о чём не узнал. Меня в бесчувственном состоянии к тебе доставил вот этот вот тип. С него и спрашивай.
— У меня долг перед тобой, — невозмутимо заметил белокрылый. — А долги следует возвращать.
— И вот таким вот оригинальным способом ты решил со мной расплатиться?
— Макошь, послушай…
— НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ЭТИМ ИМЕНЕМ, АГАТАНГЕЛ, — проревела я, впервые выпустив наружу тот звериный рык, которым когда-то так боялась напугать Богдана. Ангел скорчился, словно от хлыста. Забыл, голубчик, какое действие оказывает светлое имя на тёмных устах? Ну так я напомнила.
— Этот человек — ключ к твоему спасению, — упрямо прохрипел ангел.
Спасатель чёртов! С чего тебе вообще в голову взбрело меня спасать? Сама разберусь как-нибудь.
— То, что ты чувствуешь, коробит тебя изнутри, Ада, — я никогда не видела какие у него старые мудрые глаза и мне это абсолютно не нравилось. Я неожиданно сообразила, что совсем ничего о нём не знаю. Да, Агат любил поучать или потрепаться на тему извечного противостояния зла добру или наоборот, он любил рассказать о жизни в раю или взаимоотношениях между ангелами, но никогда — и я только сейчас это сообразила — никогда не говорил о том, чем, собственно, занимается сам. Праздношатающихся на небесах не приветствовали, но за все годы нашего общения мне так и не хватило ума поинтересоваться его рангом и положением. Конечно, все внешние признаки говорили о его незначительности и даже о некоем ничтожестве, но за последние семьдесят лет я поднялась из средних пластов ближе к верхушке, он же остался всё тем же середнячком с неопрятными грязно-серыми крыльями, не удостоившегося даже сносного нимба — так, один пшик, чтоб свои же собратья не зашибли в какой-нибудь стычке. Я же… он знал обо всех моих поручениях — я либо рассказывала о них ему в пику, когда он слишком уж доставал своими нравоучениями, либо жаловалась на тупых людишек, доставшихся мне в задании.
— Твои чувства обострены сейчас, — тем временем продолжал этот святоша в хитоне, раздражая меня тем больше, чем уверенней звучал его голос. Всё-таки я слишком с ним сблизилась, а это недопустимо. Я и так нарушила слишком много запретов. — И всё-таки они чисты как никогда. Этот человек пробудил в тебе то, что несвойственно демонам.
— Этот человек — моё задание, — забыв, собственно, о предмете нашего спора, мы уставились друг на друга, подперев руки в бока. А Богдан стал белым, как полотно. Тёмные глаза налились каким-то нехорошим блеском. Он ловил каждое наше слово, каждую реплику и скорей всего понимал всё, а где не разбирался, там догадывался.
Не свойственно…То, что я чувствовала к Богдану, не было ни любовью, ни сочувствием. Во всяком случае не такими, каким обычно подвержены люди или ангелы — бескорыстное умиление и трепетное восхищение. Это всё слишком человеческое, даже бывшая богиня во мне никогда не испытывала ничего подобного — скорей искажения истинных светлых чувств: те же любовь, доброта, сострадание, но подстроенные под нашу божественную систему ценностей. Если нежность, то безграничная, если ненависть, то абсолютная, страсть — всепоглощающая, вина — всеобъемлющая, злость — циничная. Дружба приходила с годами (если не веками), но ничто в целом мире (и не только в нём) не могло бы её разрушить, ибо наша дружба не ведает предательства, не страшится времени, не замечает расстояния. Любовь существует не вопреки, а благодаря — она подкрепляется обстоятельствами, невозможно всю жизнь умиляться одному факту нежной привязанности, её нужно доказывать, но в целом мире не сыскать силы, способной разорвать путы истинного чувства, ибо оно питается доверием, твердостью убеждений и заинтересованностью в грядущих переменах.
…А Богдан сумел меня заинтриговать…
— А теперь послушай меня внимательно, он — твой шанс выбраться из той ямы, куда ты так бездумно свалилась, — медленно отчеканил белокрылый дурень.
— У каждого был свой выбор, я свой сделала в пользу жизни. И она меня вполне устраивает. Да что ты вообще понимаешь, пацан?!
Агат неожиданно злорадно улыбнулся, резко повёл плечами, словно скидывая плащ… Во все стороны брызнул свет, я вскрикнула, зажмурилась, но он пробивался даже сквозь веки. А я думала, мне показалось.
— Ты дважды вляпалась… Макошь, — тихо сказал архангел. — С одной стороны подружилась с ангелом, с другой — влюбилась в человека.
— Никогда!
Но он меня не слушал.
— И тот телепорт, который забросил тебя на кладбище, никто его не портил — ты сама сбила ориентиры… в тот же миг, когда поняла, что влюбилась. Что, не прав?
Богдан дёрнулся, я, как сопливая первоклассница, залилась румянцем.
— И твой драгоценный босс, — словно не замечая нашей с человеком реакции, продолжил добивать "друг", — уже давно это понял. Потому и выставил ментальную привязку в надежде найти небольшой изъян и исправить его пока это возможно. Только он ошибся — бывшим вершителям судеб ничто не поможет. Пусть ты сейчас и первоклассный демон, охотник за душами, раньше ты была светлой богиней, а это оставляет след.
— И что это даёт? — вяло осведомилась я. Пока что это давало сплошную головную боль и я сомневалась, что что-то сильно изменится. И как оказалось, не ошиблась.
— Это даёт меня.
— Тогда дай я спущу на тебе пар, а потом попинаю труп.
Агат приглушил свечение, чтоб я наконец перестала обливаться потом и смогла открыть слезящиеся глаза.
— Меня уже ничто не спасёт, Агат.
— Детка, свой уход ты можешь обставить с максимальным комфортом.
— Я бы очень хотел, чтобы вы оба обставили свой уход с максимальной скоростью, — неожиданно вмешался Богдан. Он был по-прежнему бледен, но решителен. Архангел тут же мягко растворился, я осталась на месте.
