Рядом кричали его воины, и эта маленькая кучка комично неслась на колышущуюся стену человеческих тел внизу. Они неистово врезались в эту стену, поражая своим напором, затрещало дерево и головы, напрягались груды мышц, а всё покрывали крики: от напряжения, от боли, от безысходности.
Время остановилось, а бой разгорался с новой силой: прошла нерешительность или растерянность, теперь каждый знал своё место и понимал, что с началом боя время экономить силы ушло безвозвратно.
Ерхадин не видел, но чувствовал справа махающего мечом Парабаса, а слева самый юный и самый сильный из его парней, Реддик, с громким уханьем крушил головы дубиной. Руки, привычные к работе в обычной жизни, не боялись труда, вновь и вновь поднимали оружие, сметая всё перед собой.
Вдруг стена дрогнула, подалась, и Ерхадин с ещё большим энтузиазмом бросился вперёд, по-звериному закричал, что есть мочи, и со страшной силой опустил свой меч на следующую жертву. Он поднял меч снова и опустил, но рассёк только воздух – впереди Ерхадин видел только убегающих людей. «Неужели мы победили?» — недоумевал он, удивляясь, что несколько человек смогли одолеть такую кучу народу.
— Гарик, — услышал он радостный голос Парабаса, и сам поднял голову, чтобы тут же застыть от удивления.
Гарик, его Гарик, срываясь с высоты, поливал огнём убегавших людей, снова заходил на новый круг и жёг оставшихся, тех, кто не успел спрятаться. Толпу рассеяли за несколько мгновений и Гарик, покашливая дымом, опустился на плечо Ерхадина, гордо поворачивая свою змеиную пасть по сторонам. Вокруг Ерхадина собрались его воины, которые тянулись к Гарику руками, пытаясь погладить, а он невозмутимо восседал на плече хозяина, как символ победы, как символ короля. А Ерхадин, глядя на Гарика, гордо расправляющего крылья, уже знал, что будет на первых монетах его королевства.
В Гори они зашли усталые и довольные. Улицы оказались пусты, только любопытные мальчишки выглядывали из-за избы и сразу прятались. Они забрели в пустой дом в самом центре городка и завалились спать, не поставив стражи, но кто бы посмел потревожить их сон, когда над домом кружил в воздухе змей, возникая из темноты, как из страшного сна.
***
Они проспали до обеденной поры, так как никто не собирался их будить, и только солнце, пробившись сквозь цветную слюду окна, пустило по комнате зайчиков, щекотавших то щеку, то открытую грудь, то под носом, то пытаясь заглянуть в закрытые глаза. Ерхадин поднялся, оставив остальных спать, и вышел на низкое крыльцо, залитое светом. Подошедшая женщина с большой плетёной кошёлкой, привычно спросила:
— Кушать будете?
Ерхадин кивнул.
— Я вам здесь стол накрою, вольготнее будет, — показала женщина на сбитый грубый стол во дворе. Ерхадин снова кивнул.
— Кто послал? — спросил Ерхадин.
— Выборные, — ответила женщина, и спросила: — Ваших семеро кушать будет?
— Добавляй двоих, — сказал Ерхадин, поднимая взор на Гарика, сидевшего на коньке избы. Женщина разложила снедь, налила в миски из большого глиняного горшка и, разложив деревянные ложки, собиралась уже идти, как Ерхадин её остановил: — Скажи своим выборным, что я их жду после обеда.
Женщина кивнула и ушла, а Ерхадин присел к столу и придвинул к себе миску. Гарик опустился ему на плечо, но на пищу не смотрел – оттопыренное брюхо говорило о том, что он уже успел поохотиться. Ерхадин неторопливо пообедал и пошёл будить своих бойцов.
Когда подошли выборные, бойцы ещё обедали, но Ерхадин их не торопил – пусть отдохнут, а выборные могут и подождать. Подошла и женщина, принёсшая провизию. Пока бойцы обедали, Ерхадин, окинув её взглядом, спросил:
— У тебя муж есть?
— Есть, — кратко ответила она.
— Дрался со мной? — прищурился Ерхадин.
— А как же, — бойко ответила женщина, — как все.
— Чем занимается? — спросил он.
— Кузнец он, — сказала женщина, собирая посуду и вытирая стол.
— Скажешь, чтобы пришёл ко мне, — бросил Ерхадин и вышел навстречу выборным. Женщина нахмурилась, но промолчала.
— Садитесь за стол, говорить будем, — пригласил выборных Ерхадин. Его бойцы сидели на завалинке и грелись на солнце, оставив переговоры на короля.
— Дрались вы крепко, но за это я мстить вам не буду, — начал Ерхадин, а дальше рассказал всё о королевстве и своих планах, сообщил им о десятине с хозяйства, а в конце добавил: — За то, что супротив меня пошли, беру с вас пять десятков молодцов – у меня служить будут.
Мужчины переглянулись, а самый старший спросил:
— Скажи нам, король, что же нам с невестами делать, когда молодцы уйдут. Ведь скоро осень?
— Который осенью захочет невесту взять – пусть берёт, в Емене будут жить, мне служить, — ответил Ерхадин, и встал из-за стола, заканчивая беседу. Выборные поклонились и медленно ушли, переговариваясь на ходу. Невдалеке Ерхадин заметил громадную фигуру человека. «Богатырь» — подумал Ерхадин и кивнул ему на лавку, но кузнец не сел, видно побоялся её сломать своим весом.
— Как мы вас? — усмехнулся Ерхадин. Кузнец засопел и прогудел, опустив голову:
— Кабы не ваш змей, мы бы здесь не говорили, — и глянул на Гарика, усевшегося на Ерхадина и кашлянувшего дымом.
— Забудем, — кинул Ерхадин, вытащил свой меч и положил на стол: — Сможешь сделать такой?
Глаза у кузнеца загорелись, он крутил меч и так и этак, трогал пальцем и потом с сожалением положил:
— Нет, не смогу. Да и железа такого у меня нет.
Ерхадин подозвал Парабаса и забрал его меч:
— А такой – сможешь?
Кузнец снова вертел оружие в руках, примерялся, присматривался.
— Такой, пожалуй, смогу, — сообщил он, возвращая меч.
— Такой тебе указ, — поднялся Ерхадин, — десятину с тебя снимаю. Будешь делать только мечи. Привезёшь мне – не пожалеешь, хватит и тебе, и твоим детям.
***
Через несколько дней из Гори змейкой вытекала вереница пеших людей, пара-тройка гружёных арб запряжённых волами и несколько человек всадников, скакавших впереди. Возглавлял их невысокий, но крепко сбитый человек в маске и при мече, а за ним неслась весёлая гурьба молодых воинов, радовавшихся утреннему солнцу, немного пожухлой траве и золотому отливу на деревьях, тронутому рукой осени.
А в вышине кружил и резвился змей, снизу маленький, а тот, кто видел его рядом, сразу поражался размахом его крыльев и огромным телом. Гарик рос каждое мгновение и уже не мог опуститься на плечо Ерхадина, не рискуя его раздавить.
Больше всего Ерхадин опасался, что Гарик станет людоедом. Да, он бы перепугал всех и вся, и достаточно имени Ерхадина, чтобы у любого задрожали поджилки, но такой славы король не хотел, она ему претила, как будто он прятался за чью-то силу. Кстати, волшебная сила так и не вернулась, и Ерхадин не знал, временно или навсегда. Впрочем, главное он сделал, как-никак собрал народ в страну, а управлять можно и без волшебства – опыта у Ерхадина хватило бы на троих.
