— Путь в Варкальню ваш лежит,
Туда, где вострый меч зарыт,
Туда, где правит Бармаглот,
И где народ спасенья ждёт.
Её голос, как колыбельная, мазнул по ушам. Он стал менее равнодушным и строгим, более мягким и ласковым, таким, каким леди Арсения общалась со мной в далёком детстве, тогда, когда я ещё даже не ходила, а лишь лежала на её руках и внимала сладкой речи.
— Это подсказка? — спросила я, поморгав. Внутри меня что — то подрагивало, словно я была клеткой, в которой заперли бабочек, которые отчаянно рвались на волю.
— Разумеется, — от ласкового напева в её голосе не осталось ни следа, он вновь был холоден, как снежный сугроб, в который случилось упасть в середине зимы. Она вдруг замерла, облачко дыма медленно выплыло из её приоткрытых губ. Сощурив змеиные глаза, Гусеница прогнулась назад и достала из-за спины колоду карт, которая подёргивалась в её руках, норовя полететь стайкой птиц.
— Протяни руку, — грубо попросила она.
Я послушно вытянула руку, в которую леди Арсения вложила колоду, сжала мои пальцы.
— Всякий раз, когда поблизости будут солдаты Червонной Королевы, из колоды будут вылетать карты нужной масти, — ровно объяснила Г усеница, глядя поверх моего плеча.
Я обернулась: белый кролик грыз пирожок, лесные заросли были зловеще темны и спокойны. Когда кролик начал стремительно увеличиваться в размерах, я вскрикнула, но Гусеница ухватила меня за подбородок и развернула к себе.
— Когда же вся колода придёт в буйство, как сейчас, это значит, что Время вас нагоняет, — чётко проговорила мама, глядя мне в глаза. — Оно уже близко, потому ешьте убольшинку, что оставил Белый Кролик, взбирайтесь на него и убегайте прочь. Вам всё равно необходимо прибыть в Варкальню быстро и будучи нормального роста. Найдите вострый меч, одолейте Бармаглота, потом снова выпейте уменьшинку, у Кролика она есть, и мчите в Червонный Замок. Предстаньте перед судом, и всё решится, Изира.
Она толкнула меня Дирлиху.
— Ешьте убольшинку, седлайте Кролика и неситесь в Варкальню! Быстрее! Время нагоняет!
Глава 6. Есть чудище такое — Бармаглот
Стремительный кроличий бег не предполагает времени для размышлений: остаётся лишь держаться за шерсть да надеяться, что не упадёшь. В переднике моего платья лежит карточная колода, которая часто вылетает наружу и, как песок, гонимый ветром, метит в мои глаза, вынуждая отцеплять руки от белой шерсти и прикрывать ими лицо. Это опасно, ведь разумный Белый Кролик, а не просто какое-то там животное, как выяснилось, в такие моменты ускоряется, ведь наша гонка — наперегонки со Временем, а колода — показатель его близости. Я же кое-как удерживаю равновесие, карты возвращаются в мой передник, и опять приходится держаться, пока всё не повторяется сначала.
Когда Кролик резко затормозил, я спрыгнула на землю и каждой мышцей своего тела ощутила усталость.
— Вот она, — выдохнул Дирлих. — Варкальня.
Под несуществующим словом, послужившим названием месту, скрывалась широкая и длинная, идеально овальная поляна, окружённая высокими деревьями почти без веток и листьев внизу, с большими, похожими на шляпки грибов кронами так далеко наверху, что добраться до них можно только на крыльях. Над поляной нависала луна, слишком много места занимавшая на небе для обычной и заливавшая весь травянистый овал молочным светом.
Мне в спину ткнулся огромный Кролик, и я обернулась к нему, зовя рукой за собой. Но он покачал головой и подтолкнул меня вперёд.
— Ты не пойдёшь? — беспокойно спросила я. Если где-то тут поблизости бродит чудовище, которое мне необходимо одолеть, то этот большой комок разумного меха мог бы быть очень полезен! А он бросает меня!
— Ты… будешь ждать здесь? — голос мой слегка надломился от нервов.
Кролик кивнул.
— Я пойду с вами, Пиковая Дама, — Дирлих взял меня за руку и прижал мою ладонь к тому месту на груди, за которым билось его сердце. — Я больше не дам вам остаться одной.
Единственное утешение в безумной магической нереальности — это Дир, который любит меня. И я смотрю на него и всё же допускаю в голову надежду, что я могу научить его любить себя так и в реальности. И сама научиться любить так, чтобы он видел меня, а не Лину. Но эти мысли так наивны и неуместны сейчас! Вместо них мне бы сосредоточиться на делах, которые нуждаются в выполнении, прежде чем я проснусь.
— Путь в Варкальню ваш лежит,
Туда, где вострый меч зарыт,
Туда, где правит Бармаглот,
И где народ спасенья ждёт.
Я повторила стихотворение-подсказку Гусеницы, не двигаясь с места.
— С Варкальней всё понятно, вот она перед нами, — начала рассуждать я, для быстроты мысли ходя туда-сюда, — с мечом, который зарыт, тоже, здесь поле, в поле может быть что-то зарыто, хотя не ясно, как, почти не имея времени, можно здесь всё перекопать. Но последние строчки мне не ясны! Предположим, Бармаглот удалился, но какой народ может быть в чистом поле, тем более, чего-то ждущий?
— Ходят легенды о Варкальне, — прокашлявшись, вступил со мной в диалог Дирлих. — Всяк ступивший — навеки сгнивший. Никто не возвращался из Варкальни, потому узнать о народе, Бармаглоте и востром мече мы сможем, лишь просто рискнув и войдя туда. Гусеница бы не направила нас по ложному следу, какой бы грубой ни была.
Мне бы этого мужского: просто пойдёмте и сдохнем! Если уж что я и понимала в этой жизни, так это то, что не стоит идти туда, куда народная молва говорит не идти, если ты не идиот. Но подсказка Гусеницы, её же слова, Чеширский Кот, к Гусенице направившись, Белый Кролик и Дирлих велели мне именно поступить, как идиотке. Пожалуй, у меня возникает всё больше вопросов к собственной голове.
Дирлих протянул мне руку, и я вложила свою побледневшую руку в его вспотевшую, выдававшую волнение ладонь. Мы в одну ногу шагнули в молочный лунный свет, под которым каждая травинка была чёткой и яркой.
Здесь было холоднее, чем в лесной половине, оставленной нами за спинами. Прохладный ветер пробирался под одежду, делал мои оголённые руки мертвенно бледными. Было тихо, лишь трава да высокие ножки полевых растений шуршали под подошвами и били по голеням. Мы уже почти дошли до середины поля, когда Дирлих споткнулся.
— Моя леди, не смотрите, — попытался прикрыть мне глаза муж, когда я к нему обернулась, но я была тоньше и изворотливее и сумела уклониться и посмотреть вниз. Там, среди травы и цветов спала обнажённая демоница, если по острым ушкам судить, и очень-очень походила на Соранну.
В моей голове как на рычаг кто нажал, и я отклонилась в противоположную от Дира сторону, раздвигая руками высокие тонкие стебли и глядя вниз, пока не наступила на руку нагого парня, так же спящего и даже не пошевелившегося, хотя подошва моего ботинка на его запястье должна была бы почувствоваться. Приглядевшись к его бледному, красивому, словно фарфоровому лицу, я отшатнулась, узнав Томара.
— Там, где народ спасенья ждёт! Вот они, Дир! — воскликнула я, поворачиваясь к мужу. — Народ…
Мужчина вдруг покачнулся, его каре-красные глаза помутнели, и я поспешила вперёд, надеясь успеть поймать, но он рухнул в траву прямо у моих ног. Я наклонилась к нему, и тут вокруг меня закружила бабочка со снежно-белыми крыльями, присаживаясь на указательный палец моей инстинктивно вытянутой правой руки. Деревья на противоположном тому, откуда мы пришли, конце поляны зашевелились, и из тьмы вдруг показалась крылатая и рогатая фигура, похожая на демона в боевой ипостаси. Она взлетела, чтобы быстрее сократить между нами расстояние, и тогда я увидела: у неё моё лицо.
«Одолейте Бармаглота», — велела нам с Дирлихом Гусеница. «Туда, где правит Бармаглот», — поведала стихотворная подсказка. «Всяк ступивший — навеки сгнивший», — передал мне чужие слова Дирлих. Из всего этого, как и из звучащего чудовищно имени, как и из того, что мне понадобится меч, носящий, как в старой доброй легенде, собственное имя, я сделала вывод, что, как и в легендах, я встречу монстра. А в итоге я повстречала…
