Шанс поговорить с одним из рабов Наталье выпал всего за три недели до приезда жениха. Она потребовала себе баню, а страдающая последние дни от боли в пояснице Хуш, начала жалобно причитать:
-- Моя сунехи, так спину ломит – не передать! Я бы и рада тебе услужить, только воды натаскать не смогу. -- Хуш, не зли меня! У входа в шатер два раба здоровых сидят. Едят, пьют, ничего не делают! Все лето только сидят и ходят вокруг шатра. Совсем от безделья разъелись! Возьми любого – пусть натаскает воды, а ты присмотришь. -- Моя сунехи…
Договорить Хуш не успела, обозленная возражениями Наталья смахнула оставшуюся после завтрака посуду со стола и заверещала:
-- Я дочь Барджан айнура! Я в своем доме служанку и раба упрашивать должна?! Уговаривать должна?! Скоро жених приедет – у меня нательной рубашки чистой нет! Ты отца моего опозорить хочешь?!
Перепуганная Хуш вскочила, кряхтя и придерживаясь рукой за поясницу, неловко выгребла из угла кучу сваленных там нательных рубашек, и с этим тюком почти выбежала из юрты. Такой она свою сунехи почти не узнавала!
Наталья слышала, как она жалобным голосом уговаривает Луша-старого пастуха:
-- Пойдем-пойдем, раз сунехи велела – спорить не надо!
Раб что-то мычал в ответ, потом, наверное, показывал на пальцах. Голос Хуш исчез ненадолго, а потом Наталья услышала, как Ай-Жама распоряжается. Наверное, Хуш позвала ее на помощь, пожаловавшись на непокорного раба.
-- Луш, иди сделай, что велено. Когда Нариз-роха приказывает – надо выполнять.
Затем голос Ай-Жамы послышался с другой стороны от входа, она говорила со вторым рабом:
-- Перейди к дверям и никого не впускай, не выпускай.
Перед уходом Ай-Жама со служанкой заглянули внутрь и увидели спокойно сидящую у входа Нариз, вышивающую мужской пояс. Кивнув головой и приказав никуда не выходить, старшая жена удалилась. Покорность девушки ее успокаивала.
Хуш шла за рабом, несущим тюк с одеждой госпожи, на ходу утирая слезу от обиды и уговаривая себя не сердится на сунехи. Больше-то у нее в этом мире никого и не было. Конечно, Хуш не сможет долго сердиться на госпожу – она молодая, горячая… Только вот последнее время – будто не в себе! Злая стала, придирчивая…
Наконец, все стихло, и с той стороны порога, прямо на землю, по-турецки сел Луш. Луш-охранник.
Наталья Леонидовна получила свой шанс.
Глава 10
Глава 10
Наталья села на широкую подушку напротив Луша-охранника, удобно и привычно подвернув ноги – тело как будто само складывалось в эту позу.
Расстояние между ними было невелико, всего метра полтора. Она не торопилась, рассматривала раба внимательно – ошибиться было нельзя. Под ее пристальным взглядом раб сперва смутился и опустил глаза, но потом, будто почувствовав что-то, поднял голову и вопросительно уставился в лицо девушки.
Лет тридцать. Сухощав, жилист, темноволос. Лицо не блещет интеллектом, но тут можно и ошибиться. Кисти рук короткопалые и крепкие – вряд ли он умеет писать и считать, скорее, привык к черной тяжелой работе.
-- Тебе нравится твоя жизнь, Луш?
Пауза… Раб был насторожен и осторожен, боялся подвоха, но чувство, что происходит что-то необычное не покидало его…
-- Ты хотел бы уехать из стойбища? Вести другую жизнь? Стать свободным и богатым?
Кивок… Аккуратный, еле заметный только внимательному взгляду.
-- Мне нужна помощь. И я буду щедра к тебе.
Кивок. Непонятно, согласие или просто знак, что он слышит и понял Нариз? Наталья помолчала, тщательно выбирая слова.
-- Расскажи, кем ты был раньше и как попал сюда, – Слова прозвучали как приказ.
Раб неопределенно пожал плечами, потом сделал несколько резких движений руками, как будто взмахнул мечом.
-- Ты воин? Бывший воин?
Утвердительный кивок, потом странный жест, который Наталья не сразу поняла – поднял руку и свел большой и указательный пальцы, оставив между ними расстояние в пару сантиметров. Чуть-чуть? Чуть-чуть воин – это как? Наконец сообразила:
-- Ты мало воевал?
Утвердительный кивок. Наталья выдохнула, для ее целей неопытный воин – не самое худое.
-- Скажи, Луш, почему ты не ушел раньше? Ты достаточно силен, мог бы давно сбежать.
Раб пожал плечами и с каким-то удивлением на лице ткнул пальцем себе в рот.
-- Язык? Ты не сбежал из-за того, что тебе отрезали язык? – Наталья искренне удивилась. Чем это немота могла помешать побегу?!
Однако раб сморщился, отрицательно затряс головой, показывая, что совсем не это хотел сказать, даже замычал что-то совсем невнятное, хотя и тихо. Потом пошарил рукой возле стенки юрты и подобрав крошечный камушек начал чертить прямо на утоптанной у входа земле. Схематичное изображение юрты, еще такое же… Наконец, он даже подвинулся в сторону, заканчивая рисунок.
Наталья смотрела очень внимательно. От стойбища шла дорога в конце которой был, очевидно, город. А вот между ними раб расположил какое-то почти овальное пятно и яростно тыкал сейчас в него.
-- Что это, Луш?
Он снова тихо и бессильно замычал, указывая пальцем в рот. Потом суетливо схватил себя руками за шею и показал, как душат, а после опять указал на пятно. Наталья принялась гадать:
-- Там разбойники и тебя задушат?!
Его мимику она не поняла. Явно сказала не то, что он ожидал. Или – не совсем то?
-- Там – смерть?
Частые кивки подтвердили ее предположение. Наталья Леонидовна вздохнула. Значит там, на этом участке пути, опасность. Но вот какая?
Разговор продолжался еще долго, но понимание приходило очень медленно. Наталье пришлось достать из ларца пару браслетов и показать ему.
-- Сразу отдам. Еще перед побегом. Наденешь на руку себе. Но если доставишь меня в безопасное место – еще золота дам. Хорошо жить будешь, богато, рабов себе купишь, дом купишь, есть сытно будешь…
Она так и не смогла добиться полного понимания. Зато добилась главного – его согласия сбежать и стать богатым. Приказав затереть рисунок, она внимательно проследила, как Луш широкими крепкими ладонями елозит по земле, а потом просто вытирает их об себя.
Да уж, похоже, не только интеллектом, но и хорошими манерами ее будущий спутник не блистал. Ну, это не страшно. Ей с ним детей не крестить. Главное-то она все равно не знает – как именно сбежать. Как ее будут охранять? Будет ли возможность сбежать в дороге или в городе, до первой брачной ночи? Не то, чтобы она так уж боялась будущего мужа – чай, не девочка невинная. Но и переживать такое ей не хотелось.
Вечером Наталья взялась за Хуш.
-- В город сколько дней ехать?
-- Столько или столько – Хуш вытянула перед собой руки, на одной из которых был поджат палец.
Понятно, значит, четыре или пять дней.
-- Хуш, а дорога туда не опасна?
-- Не бойся, моя сунехи. Мы поедем большим караваном, с охраной, с телегами. Тебе нечего страшиться.
-- Хуш, я хочу знать, как пройдет этот путь. Какие там есть опасности?
Служанка немного подумала, недоуменно пожала плечами и сказала:
-- Нет там опасностей, госпожа. Охраны много, да и последние годы купцы чаще ездят – почти никто не нападает, не было даже разговоров таких. Хотя, конечно, раньше про Язык Хирга многое болтали. Да и гибли там многие – кайги-грабители в шайки сбивались, на путников нападали, людей резали, товар забирали. Только давно это было, сунехи.
-- Язык Хирга? Это еще что такое?
-- Ты совсем не помнишь, моя сунехи?! – Хуш жалостно покачала головой.
Язык Хирга, как поняла после длительных расспросов Наталья Леонидовна, представлял собой огромный песчаный клин, что врезался в дорогу со стороны Фаранской пустыни. К сожалению, был он так широк, что ночевать приходилось как раз в центре этого самого языка.
-- Но всегда берут большой запас воды, сунехи, а дикие звери не приходят к костру! Они трусливы и боятся огня, это все знают. А твое личико мы скроем сархой, и ты будешь такая же белая и прекрасная, как сейчас.
