По сути, сарпон – такой же халат. Точно также кроится по прямой, только ткань для него берется плотнее и дороже. Здесь он заменяет пальто. У Натальи в сундуке лежало два сарпона, но попроще, для каждодневной носки. Свадебный отличался не только вышивкой, но еще и изрядной тяжестью – по подолу и манжетам шел плотный ряд свисающих золотых монеток, оттягивая и без того тяжелую ткань. Завязывать его не стали – нарядный длинный пояс с вышивкой просто свисал, вставленный в специальные петельки на талии.
На голову закрепили забавную шапочку, похожую на шляпку-таблетку, увешанную цепочками, монетами, и сбоку – огромной брошью с алым камнем.
«Интересно, это стекляшка, или действительно рубин таких размеров?». В камнях Наталья разбиралась не так, чтобы слишком хорошо, но уж стекло могла отличить, только времени на то, чтобы рассмотреть получше у нее не было. Поверх шапочки накинули огромное полотнище полупрозрачной ярко-желтой ткани. Ай-Жама отправила одну из служанок проверить дорогу, и когда та вернулась и торопливо закивала головой, подтверждая, что путь свободен, старшая жена скомандовала:
-- Идем!
Наталью Леонидовну окружили со всех сторон служанки, перед ней встала Ай-Жама, а замыкали процессию оба Луша. Медленно и неторопливо яркая кучка торжественно молчащих женщин проследовала в шатер Ай-Жамы.
Там Наталью болванчиком усадили почти в центре помещения на широкой подушке, старательно расправив все складки одежды, чтобы ткань не мялась. И занялись обычными делами. Спокойно высидев минут пятнадцать, просто отходя от утренней суматохи, Наталья почувствовала сосущий голод – завтракать ей никто не предложил. Толкнув сидящую рядом Хуш, Наталья заявила:
-- Я есть хочу!
Служанка даже рот не успела открыть, как вмешалась Ай-Жама.
-- Терпи, сейчас тебя придет благословить шаман, потом ты пойдешь в шатер к отцу, тебя покажут жениху. Посидишь на утреннем завтраке, потерпишь. А вот потом, пока они договариваются, сможешь и поесть.
-- Ай-Жама, -- утреннее раздражение перерастало в хорошую такую ярость и чувство, что сейчас она поубивает всех и сразу, -- а почему меня нельзя покормить сейчас, до того как придет шаман?
-- На тебе одежда дорогая, запачкать можешь.
Наталья резко, как распрямляющаяся пружина, вскочила. Слева от нее просто от неожиданности ойкнула служанка Ай-Жамы. Наталья скинула с головы шапочку, чуть не запутавшись в длинном ярко-желтом покрове и совершенно по-гадючьи прошипела:
-- Не много ли ты на себя берешь, Ай-Жама?
Сидящая Хуш ойкнула и от ужаса закрыла рот ладонью. А Наталья, не стесняясь служанок, продолжила:
-- Ты, напоследок решила мне показать, кто в доме хозяйка? Так ведь я могу и забыть о том, что кого-то считала на своей свадьбе лишним. Что свадьба?! Один день, много – два! А дальше? Что будет дальше, старшая жена моего отца?!
По старшей жене видно было, что такой агрессии она не ожидала, и с лицом своим совладала не сразу. Наталья «считала» и растерянность, и некоторый испуг, и раздражение…
-- Если бы ты была достойной дочерью своего отца, ты не обратила бы на такую мелочь внимания, -- выкрутилась Ай-Жама.
-- Если бы ты была достойной мачехой, ты бы позаботилась о том, чтобы я не упала при гостях в голодный обморок, -- «добила» ее Наталья.
Через несколько минут суетливой беготни служанок ей принесли завтрак. Она ела, запивая лепешки привычно невкусным горячим чаем и думала: «Господи, как же меня все достало!».
Знакомство с женихом состоялось именно так, как предсказывала Ай-Жама. Саму ее позвали в шатер гораздо раньше, а сопровождали Нариз на показ все братья, служанки и рабы – просто для численности и солидности, как поняла Наталья.
Двери в шатер были распахнуты очень широко, даже две крайние секции войлока были сняты. Сейчас шатер представлял собой что-то вроде открытой четвертинки шара, выставив напоказ все свои внутренности – увешанные дорогими тканями и коврами стены. Понятно было, что все это великолепие вывалено в честь гостей – пестрота была невообразимая.
Там под крышей, на небольшом возвышении сидели отец с женихом, туда же на свои места уселись братья Нариз, которых она практически не разглядела в суматохе, и обе жены отца, скромно прячущиеся за его спиной. Впрочем, похоже дамы не скучали – рядом с ними стояли две рабыни, которые брали куски пищи, подносимой рабами в первую очередь отцу и жениху, и выкладывали дамам на отдельно стоящий столик – судя по всему это была большая честь – других женщин за столом еще не было.
Оттуда, из юрты, метров на пять выходила прямо на улицу длинная ковровая дорожка, заставленная блюдами и вдоль нее сидели приглашенные, а за их спинами с любопытством толпились и пялились на роскошный пир жители средних и нижних кругов стойбища.
Наталья стояла закутанная в тряпье и ждала, пока родитель соизволит обратить на нее внимание свое и жениха. Сквозь полупрозрачную тряпку видно было не все, только общую дислокацию.
Наконец, Барджан айнур что-то буркнул, кивнув на дочь, обе жены встали и ловко скинули с нее ту самую желтую накидку, показывая гостю лицо невесты. Как и ожидалось, жених оказался так себе. Лет сорока пяти, лишь немного моложе папаши Нариз и посуше телом.
С бородой, разделенной на десяток жиденьких косичек, украшенных золотыми финтифлюшками. Не вышел мужчина ни ростом, ни лицом. Зато халат на нем стоял колом от золотой вышивки и бусин. Наталья сделала как учили – метнула в этот сундук с богатствами «страстный» взгляд, скинула сарпон на руки стоящей рядом служанки и, качнув бедрами, отправилась в дальний конец длинной дорожки – она здесь заменяла собой стол и была богато убрана блюдами с сыром, лепешками, грудами пирожков с различными начинками и даже жареными курами.
Помня о том, что за столом отца есть неприлично, Наталья Леонидовна сидела, слушая гул голосов, чавканье и смачные отрыжки, пялилась в свои собственные коленки и размышляла.
«Вот эти три блюда перед отцом и женихом – неужели они из чистого золота? Жрать с тарелок такой стоимости, носить роскошные вещи ручной работы и при этом ходить в выгребную яму… Они даже не пытаются сделать свою жизнь хоть немного удобнее»!
Исподлобья кинув взгляд в дальний конец стола, она заметила, как толстый мужик, сидящий рядом с сыновьями Барджан айнура, вытер жирные руки прямо об дорогой халат на собственном брюхе. Противнее, чем было, ей не стало – скорее, стало совсем грустно: «Этот атлас выткали за тысячи километров отсюда, долго везли, потом мастерицы слепли, расшивая его золотом при тусклом свете масляных вонючих ламп. А потом этот жлоб, не затруднив себя поисками полотенца для рук, в секунду испоганил всю эту работу, зато доказал присутствующим, какой он богач, что может позволить такое. Скотство в чистом виде»!
Даже потом, впоследствии, когда со дня этих свадебных торжеств прошло много-много лет, Наталья Леонидовна очень не любила вспоминать эпизоды своей первой свадьбы.
Как договорившиеся отец и жених начали двухдневную пьянку, и ее выводили к гостям в новом наряде. Как приходил шаман Сахи со своим учеником, окуривая ее дымом вонючих трав и что-то бормоча невнятно. А утром второго дня, снова разбудив ее не свет ни заря, отвел вместе с Хуш и Ай-Жамой довольно далеко от стойбища, где на выстланном камнями кругу молниеносно вскрыл горло овце, и распоров живот, вывалил на золотое блюдо парящие в прохладном воздухе зари внутренности – для гадания.
И этот омерзительный теплый запах крови и нечистот, перебиваемый горьковатым духом степных трав, осаждаемый холодком уходящей ночи, врезался Наталье Леонидовне в память навсегда.
Как шаман предсказывал ей рождение двух сыновей и дочери, долголетие и здоровье, а также всякие прочие плюшки от судьбы под одобрительное кивание Ай-Жамы…
Как вечером второго дня, когда ее повели показать жениху третий раз, это животное не удержалось и пьяно рыгнуло, вызвав веселый смех поддатых гостей и несколько непотребных шуток.
