Вторая единственная - Ляна Вечер

Дарина распахивает глаза, а кокетство куда-то делось. Она смотрит на меня испуганно. Всё верно. Меня надо бояться. Ей — точно надо.

— Я не дурочка, — пытается отпихнуть мою руку.

— А я стрельнутый на всю башку, понимаешь?! — крепче сжимаю пальцы. — Буду драть тебя во все щели! Просто драть! Трахать без чувств, без поцелуев, без обязательств! Трахать и уходить к другим бабам за тем же самым, зачем прихожу к тебе! И так раз за разом, пока ты не пошлёшь меня подальше! — сильнее впечатываю жертву в дверь. — Я больше никогда не смогу полюбить! Я сдох!

Вижу собственное отражение в глазах девочки — разъярённый зверь. Я в человеческой ипостаси, но нет во мне ничего человеческого. Оборотень с разодранным в клочья сердцем, который не знает, как будет жить. Моя жизнь закончилась. Но у лапочки всё только начинается. Ей ни к чему связываться с мертвецом.

Понимаю, что был груб и едва ли сказал то, что действительно хотел сказать. Мне жаль. Я плохо себя контролирую, несу чушь, хамлю. Дарина спасла мне жизнь, нельзя было с ней так разговаривать. Открываю рот, чтобы объяснить, но с той стороны двери вставляют ключ в замочную скважину.

Отпускаю лапочку, шагаю назад.

В квартиру заходит хозяйка. Окинув меня оценивающим взглядом, Любовь фиксируется на сестре:

— Что здесь происходит?

— Ничего не происходит, — торопливо оправдывается Даря. — Всё в порядке.

— А это кто? — Люба кивает на меня.

— Э-это… мой коллега. Раждэн, — лапа поправляет сползшую с плеча лямочку. — Я его попросила кран посмотреть, — лепит отмазку.

— Угу, Раждэн, значит, — на губах сестрички появляется масленая улыбка. — Любовь, — элегантно протягивает мне руку.

Знакомы уже. Хотя она, слава Луне, об этом не знает.

— Очень приятно, — цежу сквозь зубы.

— Так что у нас с краном? — Люба небрежно бросает сумочку на пуфик. — Можете починить?

Даря набирает воздуха в грудь:

— Там ничего не…

— Я ещё не смотрел, — перебиваю её. — Только что пришёл.

Решаю задержаться. Так вышло. Глупо. И грубо. Я идиот, да… Надо всё объяснить девочке.

— Тогда проходите, пожалуйста, — быстро скинув обувь с ног, Люба берёт меня под руку. — Вот здесь, в ванной, — ведёт меня по коридору. — Моя сестра такая растяпа, — хохочет наигранно, — умудрилась сломать кран. Представляете?!

— Бывает, — захожу в ванную.

Рычажок холодной воды обломан. На стиральной машинке лежит новый для замены. Работы на пять минут.

— Пациент скорее жив, чем мёртв, или наоборот? — кокетливо каламбурит Любовь.

— Сейчас всё починю. Только не стойте над душой, хорошо? — скалюсь одновременно весело и агрессивно.

Сестра лапы считывает невербальную угрозу на раз-два. Нервно кашлянув, она ретируется в спальню.

— Спасибо, что подыграл. — Даря стоит в коридоре, ближе ко мне не подходит. — Не чини ничего, иди домой. Я придумаю, что сказать Любе.

Во взгляде холод. Тон — лёд. Девочку, которая десять минут назад полыхала, как огонёк свечи, теперь не узнать. Это я с ней сделал.

— Лапа, я сорвался. Вообще не то хотел сказать, — оправдываюсь тихо, чтобы её сестра не услышала.

— Всё в порядке, — улыбается натянуто. — Не стоило забирать тебя из бара и привозить сюда. И вообще я вела себя навязчиво с самого начала.

— Нет, хрень… Не то, — башка с похмелья гудит, соображаю медленно. — Я объясню, погоди.

— Давай я объясню, — встаёт на пороге ванной. — Ты благодарен мне за помощь, но не больше. Я всё понимаю, правда.

Тот случай, когда слова попали в цель, но при этом не отражают реальной картинки. Вообще! Я даже растерялся, если честно. Со мной такое нечасто случается.

— Как там кран? — из-за плеча лапы выглядывает улыбчивая Люба.

— Никак, — резко отрезает Дарина. — Раж не взял с собой нужный инструмент.

— М-м, жаль, — Любовь отклячивает нижнюю губу. — Но вы загляните к нам ещё раз? С инструментом, — играет бровями.

— Обязательно, — лапа отвечает за меня. — А сейчас Раждэну пора уходить.

Раждэну пора уходить — твёрдо, чётко, возражения не принимаются. Другими словами: пошёл на хрен, Раж. Уйти — я же этого хотел? Как говорится, послали — иди.

Сижу в ванной на полу, из крана хлещет вода. Пытаюсь не думать о том, что случилось. Только не получается. Никогда я ни за кем не бегала, не навязывалась, не помогала, если не просят.

Что со мной случилось? Оборотень случился. Точнее, не случился.

Я уже видела разводы истинных. Пары приходили ко мне с твёрдым желанием сжечь мосты любви. Семь кругов бюрократического ада, время на раздумья, и вот он — конец. Женщина получает порцию Тартарола, чтобы свести метку своего бывшего мужчины, а его самого — с ума.

Однажды оборотень-медведь разнёс почти в пыль стену в моём кабинете. Аффект. Он обезумил, когда связь с парой начала стремительно исчезать. Это страшная мука. В тот день я впервые задумалась о силе истинной любви. Но до сегодняшнего дня я не понимала всю глубину и мощь парности.

Я никогда не заменю Ражу истинную. И никто не заменит. Это против природы оборотней. Истинная пара в волчьей жизни одна, второй не будет. Оставшись в одиночестве, зверь потихоньку сходит с ума, а потом его жизнь угасает. Я так хотела, чтобы мой раненый зверь жил, что забыла о законах мироздания. В себя поверила, дурочка. Роковая женщина, ага.

Воздушные замки превратились в туман.

Розовые очки треснули.

Романтика — всё.

Ковыряю пальцем шрам на внутренней стороне бедра и ненавижу его. Это клеймо — напоминание о Раждэне. А мне надо забыть зверя. Отметина должна сойти, но почему-то не сходит. Бесит меня!

— Даря, выходи уже! — сестра вероломно дёргает ручку на двери. — Поговорить надо!

О чём? Снова про Серёжу втирать мне будет? Своих проблем хватает, а тут ещё Люба с вагинальными страданиями. Как же всё достало!

Смываю с лица следы слёз, вытираюсь и щёлкаю шпингалетом. Сестра, как верный пёс, ждёт меня под дверью. Что, настолько надо поговорить?

— Чаю пойдем попьём, — Люба почему-то нервничает.

Хм, ну пойдём. На часах полночь, а мы чаёвничать будем. Очень замечательно.

— Что случилось? — сажусь за стол.

— Это ты, моя дорогая, расскажи, что случилось? — грохает на столешницу кружку, бросает в неё чайный пакетик. — Как ты докатилась до жизни такой, м? — хватает чайник с кипятком, нервно льёт в кружку.

— Я не понимаю, о чём ты, — убираю коленки подальше от опасной струи.

— Всё ты понимаешь, — плюхается на стул напротив меня. — Сколько этому сантехнику лет?

— Э-э… Ты про Раждэна спрашиваешь?

— Да-да! — Люба таращит на меня глаза. — Сколько?

— Не знаю, — пожимаю плечами. —