— Нельзя было через дверь войти? — нудел своим тонким голосом светен.
— А меня бы пустили? — буркнул Холин, оставляя мою шею и покосился на инквизитора синим глазом. — И потом, стены хлипкие, щиты дрянные… Тут явно ремонт нужен.
— Теперь он здесь точно будет и исключительно за ваш счет.
— Что, и в Управлении тоже за мой? А как же обстоятельства непреодолимой силы? — попытался соскочить Холин.
— Это в Управлении были обстоятельства, а тут — явный умысел.
— Знаете, что, светен? Идите в з… в бездну. А лучше мы сами.
Я ничего против не имела. Ушли как настоящие некроманты — гранью и не прощаясь.
* * *
— Бесподобно, — заявил эльф, когда мы с Маром в обнимку объявились посреди холла.
Эфарель в сияющем бело-золотом одеянии со следами спешной и не слишком тщательной чистки, оккупировал диван и был центром занимательной скульптурной группы, глядящей на нас во все глаза. Под левый бок к нему воробушком приткнулась Дара в обнимку со старым портфелем Марека, Лайм и Най сидели по краям впритирку с подлокотниками независимо и гордо, но глаза у обоих были подозрительно красные.
— Элена, — мягко произнес Альвине, — теперь можно отпустить.
И я только сейчас заметила, что дочь вцепилась в один из золотистых шнуров на поясе Эфареля до белых костяшек.
— Доброй ночи, звездочка, — так же ласково сказал он ей, когда девчоночьи пальцы разжались. — Доброй ночи, Рикард. Найниэ, — голос неуловимо изменился, переходя в другую тональность, — нам пора.
Най поднялся, худенький и немножко нескладный, пробормотал слова прощания, смущенно отводя глаза. Да, вид у меня сейчас как раз влюбчивых подростков смущать. И эльфье семейство двинулось к выходу.
Мне Альвине просто улыбнулся, коснувшись своей груди над сердцем, Мареку — со значением.
— Холин, вам несказанно идет красный, — не удержался он от шпильки. — И… платье возвращать не обязательно.
То, что вполголоса сказал в ответ Холин, можно было назвать словами прощания. С некоторой натяжкой. Во всяком случае, пожелание доброго пути там присутствовало, если не принимать во внимание место назначения.
Когда нам, наконец, удалось отлепить от себя детей и поочередно (иначе начиналась тихая паника) нормально вымыться и переодеться, и когда я (хотя обычно это делал Мар) уложила их спать в их старой общей детской и смогла добраться до спальни, то никого там не нашла.
Марек обнаружился внизу. Стоял, ссутулившись, упершись руками в комод, выполняющий функцию бара, и бездумно таращился в темный монитор домашней магсети. Руки у него были, как у Дары, сжимающей пояс Альвине. Обернулся. Нервный. Колючки наружу, и тень под ногами мечется.
— Мика…
От него еще тянуло холодом грани и страх отражался в глазах синими бликами. Страшно было и мне. Стало сейчас от того, как испугался он. Но ведь все обошлось…
— Ты обещала.
— Обещала. Но разве ты не за тем просил обещать невозможное?
— Нет! — он говорил спокойно, но кричал изнутри. Зло и отчаянно. Ему было так больно, что он не замечал, что этим делает больно и мне тоже.
— Ты. Обещала. Не рисковать. Собой.
И с каждым произнесенным словом будто всаживал в меня трехгранные каменные иглы. Те самые, что не оставили следов на моем возрожденном из пепла теле, но оставили в памяти.
— Мар, все обошлось…
Мне хотелось потянуться и обнять, но пальцы немели от его взгляда.
— Ты не можешь так поступать. Ты, в первую очередь, должна была подумать о нас. О детях и обо мне. Прежде, чем лезть, сломя голову. Ты не можешь нас… Меня!.. Вот так оставить. Ты не вернешься туда. На эту безднову работу. Я против. Я не позволю. Я запрещаю! Я…
Было страшно. А теперь стало холодно.
— Выбирай, Мар, “мы” или “ты”?
— Я… — начал он, но я перебила.
— Прекрасный выбор, магистр Холин. Думаю, вы найдете, где провести эту ночь и все последующие тоже. Всего доброго.
Что-то шлепнулось, проскакало по ступенькам. К моим ногам подкатился мягкий меховой шар с веревочными ручками и ножками и крестиками вместо давно потерянных глаз — игрушка, которую когда-то давно Лайм брал с собой в постель.
Дети в пижамах стояли на лестнице.
Спустились. Было так удушающе тихо, что я не слышала звука их босых ног.
Дара по-прежнему прижимала к себе старый портфель, хотя я точно помнила, что забрала его из спальни, когда выходила.
Дочь, немного странно выглядящая без неизменных наушников, пройдя мимо меня, отдала портфель Мареку. Затем вернулась и встала рядом .
— Рикард? — спросил Холин у остановившегося подле нас Лайма.
— С ними должен кто-то быть, па, — сказал сын и тихонько взял за руки меня и Дару.
— Все верно, — кивнул Мар. Кривая улыбка шрамом разрезала лицо. — Все верно.
И ушел. Даже оборачиваться не стал, хотя все внутри меня речитативом в такт пульса повторяло “обернись”, и он наверняка слышал, сначала. Пока между нами сама собой не встала тишина.
Пусть так…
___________________
* Ворнан Пешта. Герой книги "Время вороньих песен" и "Флейта"
