проверяет пальцем дыру на камзоле. — Как так получается, что она жаловалась и едва держалась на ногах, а ты только и делал, что требовал? Она тебе игрушка?
— Я чувствовал свою жену, пока ты ее не украл, — рычу я.
Четко помню, как следовал за ней по городу. Чувствовал ее всей душой, узнал, даже не видя ее лица под капюшоном. Только потом она пропала, когда Николас что-то сделал, чтобы я не мог ее найти.
Осматриваюсь в поисках хотя бы чего-то, что мне подскажет, где искать жену. У входа на лавке лежит гребень, в котором застряли несколько золотых волосков. Николас следит за моим взглядом и морщится. Не все следы замел.
— Где Айлин? — снова спрашиваю я. — Она была здесь!
— И ночью в галерее ты тоже ее чувствовал? — задает какой-то совсем нелогичный вопрос Николас.
Какая к демонам галерея? Где я ее должен был чувствовать? Кулаки чешутся ударить Николаса, но рык дракона останавливает меня. Он согласен с братом Лин.
— Сколько бы ты ее ни прятал, я ее найду, — цежу сквозь зубы я и выхожу из домика.
— Она тебя еще любит, — говорит мне вслед Николас. — Встретимся на празднике Объединяющей луны.
* * *
В уединенном домике в глубине леса темно. Перед молодой темноволосой женщиной, нервно открывающей и закрывающей веер, на столе стоит ярко горящая свеча из черного воска. Из-за ее света девушка не видит ничего дальше полуметра, но она знает, что там, в темноте, сидит кто-то в темном балахоне и с темнотой под капюшоном.
— Ты не смогла… — его голос проникает в самое сердце и заставляет кровь леденеть в жилах.
Он констатирует факт, не спрашивает, не уточняет. Обвиняет и выносит приговор.
— Это все она!
— Полгода работы в никуда, — некто в балахоне игнорирует ее попытки оправдаться. — Ты, видимо, не хочешь управлять кланом. И дракон тебе не нужен.
— Нужен! Я его люблю!
— У тебя была возможность, — голос становится еще холоднее. — Ты не смогла понести от него. Ты вообще была с ним?
— Я… — черные глаза девушки испуганно распахиваются.
— Вчера у тебя была последняя попытка. Сейчас у тебя два варианта: я беру свою оплату с тебя. — При этих словах девушка смертельно бледнеет. — Либо… ты находишь ее, и мы заканчиваем начатое.
Из пола начинают подниматься черные нити, оплетающие стул, на котором сидит девушка, поднимающиеся по ее платью, обжигающие кожу рук.
— Нет! Пожалуйста! Я найду ее! — отчаянно кричит она, царапая ногтями стол от боли.
Черные нити тут же распадаются в прах.
— Тогда что ты еще здесь делаешь?
Из леса мы выходим уже в плотных вечерних сумерках. Перед нами расстилается равнина, практически лишенная деревьев. В небе уже горят самые яркие звезды, хотя запад еще светлеет от зашедшего солнца.
Воздух наполнен запахом пожухшей травы и влажной земли. Здесь тоже явно были дожди. Ветер, от которого спасали деревья, тут гуляет во всю силу, поэтому я посильнее закутываюсь в плащ и ежусь от холода.
Получается, Керни все это время знал, куда ему идти, но не шел. Только из-за раны? Или же не хотел сам? Он же упомянул, что его ждут. Но не сказал кто.
— Селена, я сейчас перекинусь, мне так проще будет идти и помогать тебе, — предупредил он и отошел в сторону.
Я отвернулась, зная, что мужчина сейчас снимет одежду, чтобы не порвать. В этом отличие драконов от других оборотней. Они могут трансформироваться и не беспокоиться об одежде.
Мысль о драконах, конечно, же приводит к воспоминанию о Рэгвальде и его обсидиановом драконе. О том, сколько счастливых мгновений мы провели вместе, а теперь я вынуждена от него бежать. На глаза наворачиваются слезы.
После моего внезапного решения идти в Керниолию на сборы мы потратили минимум времени, ведь у меня практически не было вещей. Самое главное, с чем я так и не захотела расстаться, — кулон с голубым опалом — я надела на себя. Я не могла себе позволить потерять то, что связывает меня с мужем.
Сменное платье, белье и деньги, которые мне оставил Николас, я сложила в небольшую заплечную холщовую сумку. Еду и воду в дорогу положили во вторую сумку, которую понес Керни.
Николас так и не прилетел, что меня немного начинало беспокоить. Но для него никогда не было таких проблем, которые он не мог бы решить, поэтому мое беспокойство было скорее связано с тем, что я уже начинала скучать.
Я оставила ему записку о том, куда пошла, но спрятала, как мы это делали в детстве, под пятой половицей от двери, чтобы никто посторонний не мог ее найти. Особенно Рэгвальд, какой бы болью ни отзывалась эта мысль.
Дорога оказалась легкой и нескучной вместе с песцом. Настолько, что я даже не заметила, как пробежал день. Мы остановились лишь на опушке леса уже на закате, чтобы передохнуть, потому что Керни сказал, что окраинные степи лучше преодолеть ночью, пока солнца нет и духи спят.
Так мы и оказались в бескрайнем поле под звездным небом.
Песец утыкается мне в руку мокрым носом и кладет одежду Керни на землю. Я аккуратно собираю ее и убираю в свой мешок, а сумку с остатками еды аккуратно вешаю на спину песцу.
— Ну что, веди меня, — улыбаюсь я и треплю его за загривок.
Он тихо фыркает и неспешно начинает семенить вперед.
Чем дальше мы идем, тем мне становится тяжелее. При очередном шаге ноги подгибаются, и я падаю на землю. Песец тут же начинает мордой помогать мне подняться.
«Вставай же, тебе тут нельзя оставаться. Окраинные степи безопасны только для оборотней», — слышу я голос песца.
Это оказывается такой неожиданностью, что я замираю. Надо же, а до этого я его не слышала? Или… он просто не общался со мной?
— Я стараюсь, Керни, — отвечаю я, поднимаясь. — сейчас.
«Ты меня слышишь?» — теперь пришла очередь удивляться песцу.
— Таков мой дар, — пожимаю плечами, делаю глоток воды. — Ну же, идем.
«Так вот, оказывается, как ты меня нашла, — делает вывод песец. — Как же тебя выпустили из страны? Я считал, что дар Говорящих утерян безвозвратно».
Значит, дар Говорящих? Первый раз такое слышу. Никогда не считала себя какой-то особенной. Надо бы узнать об этом побольше.
— Я обычно об этом не рассказываю, — говорю я. — Только муж знал.
И брат. Родители не в счет, их давно нет.
Песец подозрительно замолкает и почему-то это заставляет меня нервничать. Может ли он быть охотником за
