— С тобой никто не сравнится, — тихо сказала она. И вышла, шурша шелковым платьем.
Марк долго стоял в оцепенении, переваривая "явление императрицы солдату". Потом скрипнул зубами и с двух рук выбросил сразу два стилета, которые воткнулись в стену почти по рукоять.
ЭПИЛОГ
Осень в этом году выдалась теплая, долгая и щедрая. Деревья стояли в золоте, но солнце грело почти по летнему. Голозадые крестьянские дети даже купались.
Молодой темноволосый всадник на серой беспородной лошади подъехал к придорожному трактиру под веселой вывеской: "Конец света". Картина, намалеванная деревенским художником изображала не кошмары из Книги Лефара, а вполне себе тривиальный закат солнышка за частокол треугольных елок.
Такая шутка юмора.
Всадник счел это хорошим знаком, привязал коня и перешагнул порог, щурясь после яркого дневного света.
Трактир был самым обычным: длинный зал, тяжелая мебель. Снующие туда-сюда подавальщики. Час был ранний и в приюте усталых путников почти никого не было, если не считать нескольких деревенских мужиков, двух купцов, одного наемника в кожаной куртке, пастушьей косынке и ножом на шее… Знакомого, такого, наемника. И — тут вошедший даже глаза протер.
За одним столом с наемником сидел сам Его Светлость Первый Герцог и Регент Эшери Монтрез. Именно он первым заметил вошедшего и махнул рукой.
— У меня от жары начались видения? — спросил Марк, подходя.
— Разделите с нами обед? — предложил Кот. — И, ради Темных Богов, без этикета. Я тут… скажем так, не совсем официально.
— Его Светлость хочет сказать, что его достали Совет Лордов, иностранные послы, придворные — и он удрал из резиденции, чтобы пробежаться с моим отрядом, — пояснил Беда.
Марк понимающе улыбнулся, но ничего не сказал. Не все нужно говорить вслух. Похоже, он случайно наткнулся на хвост… или на нос какой-то полуофициальной или совсем не официальной миссии, из тех, которые проворачивают максимально тихо.
— А тебя куда демоны несут?
— Боюсь, это их нужно спрашивать. Его Императорское Величество выразил пожелание видеть меня в резиденции только после того, как я женюсь.
— О как! — хмыкнул Беда, — так что, ты, как настоящий рыцарь, скитаешься в поисках прекрасной дамы?
— Скорее, в поисках какого-нибудь тихого местечка, где можно спокойно сесть и закончить кое-какие работы. Императору я сейчас не нужен, в стране мир. И слава Небу. Я — воин до мозга костей и как я ненавижу войну!
— Я — маршал. — задумчиво сказал Эшери, — Война принесла мне славу, но если бы вы знали, как я ее ненавижу…
— А я — люблю.
— Похоже на начало анекдота, — хмыкнул Марк, — собрались в трактире два пацифиста и милитарист. За что же пить будем?
Эшери мягко улыбнулся и предложил:
— За любовь. Ведь это именно она вращает мир.
— Сказал человек, который поклялся никогда не жениться, — Марк изобразил ладонями аплодисменты.
— Твои предложения?
— За веру. Если столько людей считают возможным за нее умереть, то почему бы нам за нее хотя бы не выпить…
— Сказал атеист, — хмыкнул Беда.
— А что скажет наемник?
— А я, пожалуй, вас удивлю. — он поднял свою кружку и с чувством произнес, — За бескорыстие.
От хохота в трактире задрожали не только стекла, но и ставни.
Ближе к ночи Марк оставил приятелей и вышел на кривой деревянный мостик над рекой. Звезды висели низкие и ненормально яркие, отражаясь в воде. Тонко зудели неистребимые комары.
…Это надо было сделать. Просто — сделать и жить дальше. Она выбрала. И, может быть, даже не ошиблась.
Когда кто-то страдает по тебе, перебирает воспоминания и, в конце концов начинает считать, что ты виноват во всех его несчастьях — это мешает жить. Даже если ты об этом не знаешь, все равно мешает. Просто потому, что невидимые нити прошили этот мир насквозь и каждый связан со всеми.
Поэтому со всякими рыданиями, страданиями и соплями нужно прощаться быстро и окончательно.
Марк извлек из-за ворота камзола небольшой полотняный мешочек, вынул из него светлое, без единого пятнышка черноты, солдатское кольцо. И мягкую, как шелк, прядь золотых волос.
Кольцо надел. А золотую прядь пропустил сквозь пальцы, прощаясь. И разжал руку, отдавая прошлое ветру и реке. "Никому не обязан, ни к чему не привязан, никому не подобен — потому и свободен".
ГОД СПУСТЯ
Алета проснулась рывком, в сильной тревоге. Ей показалось, что заплакал сын. Но в комнатах было тихо.
Над Аверсумом стояла глубокая ночь. Должно быть, третья клепсидра пополуночи. А то и четвертая. Раньше Рами часто просыпался в это время, но вот уже почти два месяца Алета спала спокойно.
Накинув халат, она прошла через арку в детскую, на свет, который там на ночь только приглушали, но не гасили совсем.
Картина, которая предстала перед ее глазами, могла поколебать и более стойкую психику. На коротком диванчике со всем возможным удобством расположился Его Императорское Величество Рамер Девятый.
На пеленальном столике были разложены кучками какие-то бумаги, которые Рамер быстро читал и раскладывал в несколько стопок, одновременно, второй рукой покачивая спокойно спящего ребенка с дивно умиротворенным личиком.
— Доброе утро, дорогая, — сказал он, бросив на Алету короткий взгляд.
— Утро? — удивилась она.
— Ну… почти.
— Что вы тут делаете?
— Совмещаю приятное с полезным. Рами плохо спит, няньке с ним не сладить. А у меня на руках почему-то сразу успокаивается.
— И… давно вы так?
— Не очень, — Рамер пожал плечами и спокойно признался, — почти с самого начала. Я мало сплю и обычно ночью работаю. А он так плакал — у меня таможенные пошлины в голову не лезли.
— Дивно, — покивала Алета. — А меня разбудить?
— Ну… ты довольно четко обозначила свою позицию по поводу моего пребывания в твоей спальне. Я понятливый.
— И что дальше?
— А что? — удивился император, — он мне не мешает.
— Может быть, вы и на Совет Лордов с ребенком пойдете? — Алета почувствовала, что злится. Причин она не понимала, и оттого злилась еще сильнее.
— А почему нет? Рами будет там далеко не единственным, кто ничего не понимает, орет и гадит. Собственно, там таких-то большинство. И потом — три месяца это не навсегда.
Алета опустилась на пуфик рядом с диваном, разглядывая повелителя так, словно впервые видела.
— А вы очень похожи, — растерянно сказала она.
— Конечно. Он же Дженга, что в этом удивительного.
— Вы, — сказала она. — Больше всего меня удивляете вы.
— Надеюсь, приятно?
— Пожалуй, да, — призналась женщина.
Рамер усмехнулся. Откинул голову на спинку дивана и, глядя в потолок, сообщил:
— Нечему удивляться, дорогая. Это у людей по-разному бывает. А зверь потомство в зубах носит и за него кого угодно порвет на тряпки. Надеюсь, ты помнишь, что я наполовину зверь?
— На лучшую половину, — улыбнулась Алета.
КОНЕЦ
