О, Братья-Близнецы, надеюсь я не перестаралась.
— Ты пожалеешь, — прошипел он, развернулся на пятках и быстрым шагом направился в сторону храма.
А я чувствовала себя так, будто выиграла на лошадиных ставках горсть золота и сразу же её проиграла. Меня била мелкая дрожь, словно не под тёплыми вечерними лучами стою, а на пронизывающем зимнем ветру.
Остаток пути проделала на такой скорости, что наверняка обогнала бы любой экипаж. Хотелось поскорее закрыться в комнате и все обдумать. Радость от поступления в Академию Двух Богов испарилась как роса поутру.
Открывая дверь поместья, вспомнила об утреннем инциденте. Почему-то ссора с Ваорлионом начисто стёрлась из моей памяти, будто было это не сегодня, а в прошлом году. Вздрогнув в очередной раз за этот длинный и насыщенный происшествиями день, вошла в прохладный, укутанный полумраком холл. Свечи в люстре были потушены, лишь несколько масляных ламп на стенах освещали помещение мягких тёплым светом.
По ступеням со второго этажа ко мне спустилась тётушка.
— Видела, как ты возвращаешься, — улыбнулась она. — Как все прошло?
— Я поступила. А почему тут так пустынно? — я огляделась, пытаясь найти причину беспокойства.
— Нириит с Ваорлионом ещё в полдень отбыли на несколько дней погостить в поместье Кутюн. Твоя матушка мечтает женить сына на младшей дочери маркиза. Часть слуг увезли с собой, чтобы не казаться нищими.
— Будто бы кто-то не знает, — вздох облегчения вырвался из лёгких, значит, сегодня можно спать спокойно, а поутру не обнаружить себя вновь запертой в покоях.
— Ты как раз подоспела к ужину, — тётушка указала подбородком в сторону коридора, ведущего в столовую. — Голодна?
— Не откажусь.
— Тогда пойдём. Сегодня мы с тобой тут одни, я дала прислуге выходной. Даже не помню, когда в последний раз Нириит отпускала их к родным.
И мне почему-то стало так стыдно. Вроде бы и не меня отругали, а матушку, но я ведь тоже тут прожила всю свою жизнь, могла бы что-нибудь сделать для этих людей.
В столовой горело несколько факелов, развешенных на стенах. Их совсем недавно приобрели в алхимической лавке и там заверяли о том, что гореть они могут практически сотню лет и никогда не повлекут за собой пожара.
Стол оказался накрыт на две персоны: несколько блюд и медный канделябр с тремя толстыми белыми свечами в центре.
Тётушка первая опустилась на стул с высокой спинкой и наградила меня улыбкой, от которой сквозило усталостью:
— Шерил, расскажи, как все прошло.
Я отложила в сторону вилку, хотя накинуться на прожаренное мясо под чесночным соусом хотелось настолько сильно, что это действие стоило мне огромных усилий.
— Так как моя стихия — воздух, то мне пришлось скидывать предметы со стола, искать выход из лабиринта, а под конец отвечать на кучу письменных вопросов. Кстати, ваши труды не пропали даром, тётушка. Знания, переданные мне, очень пригодились для сдачи последнего экзамена.
— Вот и хорошо, — улыбнулась женщина, отпивая из бокала. — А теперь приступай к еде, вижу я как ты на неё смотришь.
Вновь схватившись за вилку, я отрезала ножом огромный кусок и запихнула в рот с такой скоростью, что подавиться было бы проще, чем утолить голод. Тётушка наблюдала за мной и недовольно хмурила брови, но ничего не говорила, за что я была ей крайне признательна.
Утолив первый голод, я потянулась за кувшином с морсом, налила напиток в бокал и с удовольствием утолила жажду.
— И когда в Академию?
— Завтра.
— Так скоро…, — проговорила тётушка. — Не хочешь дождаться Нириит и Ваорлиона?
— Нет!
Маливика прищурилась, словно улучила меня в краже сладости с кухни:
— Рассказывай, что произошло сегодня утром?
— Если вы об этом спрашиваете, значит, знаете.
Вспоминать произошедшее уж очень не хотелось. Брат упал в моих глазах ниже некуда, матушка даже не попрекнула его. Хорошо хоть Драфок ребра срастил. Надо будет его как-нибудь отблагодарить.
— Шерил…
— Что?
— Осанка, — усмехнулась тётушка и, дождавшись, пока я сведу лопатки вместе, продолжила. — Знаю. Но хочу услышать это от тебя.
— Я не хочу об этом говорить, — тихо призналась, опуская взгляд. — Сегодняшнее утро показало мне настоящие лица родных людей и от этого очень больно. Пожалуйста, не заставляйте меня об этом говорить.
Маливика Селинер как-то странно на меня посмотрела и пожала плечами:
— Это лишь твоё право, Шерил. Никто не вправе чего-то от тебя требовать, тем более сейчас.
— Можно подумать, что у меня появились какие-то королевские привилегии.
— Почти, — робко улыбнулась мне родственница, — у магов всегда больше возможностей, чем у простых людей. Теперь ты под защитой Академии, Ложи и Королевства. Больше ни Нириит, ни Ваорлион, ни тот жрец не смогут тебе причинить вреда. И я рада, что у тебя все получилось.
Я бросила недоверчивый взгляд на тётушку и тут же себя пристыдила. Маливика Селинер была единственным человеком, который никогда не принижал моего достоинства.
— Вы ведь тоже уезжаете…
— Да, как только тебя проведу, — тётушка сделала глоток из бокала. — Я тоже не хочу оставаться в этом месте.
— Но вы так и не сказали мне куда направляетесь, — воскликнула я, со звоном ударяя вилкой о столешницу. — Не сказали где вас искать!
— А зачем меня искать? — улыбка родственницы вышла слишком шаловливой, словно ей было не за пятьдесят, а всего лишь двадцать.
— Ведь в Академии есть каникулы и выходные, я бы хотела навестить вас, узнать, как вы устроились на новом месте, и кто вас окружает.
— Я напишу тебе письмо, Шерил, как только где-нибудь осяду, — пообещала родственница и в её словах не было ни капли лжи, это и подкупило. — А теперь отправляйся спать. Завтра тебе понадобятся силы. Часть твоих вещей уже собрана, но посмотри, может слуги что забыли, и ты захочешь к своему багажу что-то добавить.
— Спасибо, тётушка, — я первая встала из-за стола, нарушая правила этикета. — Пообещайте, пожалуйста, что напишите мне.
— Обязательно напишу, — Маливика Селинер сказала чистую правду.
Присев в неглубоком реверансе, я свела лопатки вместе и направилась в свои комнаты, думая, что же мне потребуется в Академии Двух Богов, а что лучше оставить в поместье рода Селинер.
Выломанный дверной косяк напоминал о произошедшем утром.
В спальне горели свечи, словно их всего секунду назад зажгли от лучины, у широкой кровати с деревянной округлой спинкой стояло несколько сумок, из которых выглядывали дорогие чехлы для одежды. В них ни одно платье не помнётся, хоть в шарик его скручивай.
Но откуда у нашей семьи деньги на подобную роскошь?
— Тётушка, — ахнула я, — это ведь ваших рук дело. Никакие не служанки собирали мои вещи. А вы!
И так потеплело сразу на душе. Впервые кто-то позаботился обо мне и не ткнул в это носом.
Решив не трогать сумки, первым делом направилась к шкафу, открыла дверки и осмотрела вещи, оставшиеся в его недрах. Надо признаться, тётушка не тронула только те платья, которые я терпеть не могла. А больше всего меня порадовало, что в шкафу не осталось того тёмно-синего наряда с рукавами до локтей.
Следующим проверку прошёл трельяж, на котором не осталось ничего кроме небольшого продолговатого флакона из светло-жёлтого стекла.
Взяв его в руки, поднесла к свече, покрутила в руках, наблюдая за тем, как жидкость пропускает свет через себя и разбрасывает блики. В следующее мгновение он сорвался с моих пальцев и ударился об стену.
С мелодичным звоном осыпались стеклянные осколки, капли стекали по деревянным пластинам, оставляя тёмные разводы.
А я вздохнула с облегчением, избавившись от вещи, связывающей меня с Алесом Томундом.
Утром, стоило солнцу лишь показаться на горизонте, тётушка меня разбудила и позвала к завтраку, который приготовила сама.
Насколько бы ни были вкусны блюда, кусок мне в горло не лез. Лишь поковырявшись в тарелке, я поблагодарила Маливику Селинер и встала из-за стола.
