кого есть.
Дед Миша хмыкает недоверчиво. Уж что-что, а такую малость, как сотовый телефон могут себе позволить даже те, кто еле сводит концы с концами. А донести на гибель храма — первоочередное дело для любого верующего!
— Будем надеяться на то, что ты права. Ты только пояс Ларинджины нашла, или у тебя есть что-то еще?
Людмила потирает виски пальцами — это движение всегда чуть давало время для размышлений.
Сказать или нет?
Что будет, если она скажет? Вдруг дед из-за своей мести захочет забрать то, что она с таким трудом добыла? Но с другой стороны — он же помогает ей.
— У меня есть наручи Зифильды, плеть Калиматры, сапоги Круатоса, кинжал Харунта, а теперь еще и пояс… — едва слышно говорит Людмила, чтобы названия предметов не услышали даже огурцы на заднем сидении.
— Ого, да ты неплохо постаралась, девочка. Осталось не так уж и много предметов, чтобы собрать полный комплект.
Людмила так и не поняла — ирония в его словах просквозила или это действительно восхищение? Да, она немало приложила сил, но почему же старик тогда играет желваками?
Проходит около пяти минут, прежде чем Людмила осмеливается подать голос.
— Да, осталось не так уж много. Вот только где искать оставшиеся предметы?
Старик поворачивает на ее улицу. Вот и дом Людмилы, такая же серая коробка для мышей, как и остальные дома.
Машина замирает возле подъезда.
Вот так просто выйду и все? И он промолчит?
— Я знаю, где находится щит Мантиры, — говорит старик также тихо, как до этого говорила Людмила.
— И где же?
— В «Глубоких омутах», надо будет украсть его у тритонов — так просто они его не отдадут.
Тритоны… Существа из темных вод, которые могут пребывать на воздухе не больше пяти минут. Почти не общаются с людьми и предпочитают скрываться на дне водоемов. Не лезут в человеческие дела и поэтому до сих пор не истреблены инквизицией. И у них находится ведьминский артефакт…
— А если купить?
— Ты думаешь, что я не пытался? — усмехается старик.
— Но как его можно украсть? Глубокие омуты потому и называются глубокими, что до дна ни один человек не доставал.
— А вот об этом мы поговорим вечером. Сейчас же прощай, ведьма.
— До свидания, дед Миша… и спасибо за все, — Людмила открывает дверь, когда старик придерживает ее за локоть.
— Будь осторожней, Людмила. Дело, которое ты задумала, не терпит суеты. Вечером, около девяти, увидишь мою машину на этом же месте. Тогда и покумекаем — как добыть щит.
Людмила ранним утром принимает ванну. Надо подготовиться к трудовому дню. Настроиться.
Когда она сняла заклинание ложного образа, то отдача последовала такой силы, что девушка на кровати свернулась в позу эмбриона и закусила фалангу указательного пальца, чтобы не застонать. До этого она никогда не оставляла заклинание на такой долгий промежуток времени, и теперь скрученная пружина магической трансформации вылетела на свободу и со всего размаха хлестнула раскаленной плетью.
Для камер и микрофонов Людмила посмотрела обычное порно, потом перекусила легким салатиком и легла спать. Иллюзия держалась вплоть до прихода девушки, но потраченная энергия вернулась сторицей, да Людмила и сама не ожидала, что в «Нижних углях» все так обернется…
Боль стихала волнами, помогал надетый пояс Ларинджины. То ли артефакт еще до конца не признал хозяйку, то ли отдача была чересчур сильной. Людмила решила, что это все-таки первый вариант.
Зато теперь у нее был союзник. Надежный? Неизвестно. Ведь на того, кто движим местью, вряд ли можно положиться. Он запросто может нежданно- негаданно повернуться спиной к союзнику во имя своей цели.
Людмила смывает с себя грязь прошедшего дня. Вода почти кипяток, но девушка только радуется этому — волшебная мазь делает кожу невосприимчивой не только к металлу. Сейчас, несмотря на поднимающиеся клубы и запотевшее зеркало, Людмиле комфортно лежать в горячей ванне. Вода кажется теплой и ласковой, такой же она остается и при включении ледяной струи.
Круги под глазами от бессонной ночи легко удаляются при помощи измельченных листьев петрушки и ватного диска, смоченного в настое ромашки. Десять минут Людмила лежит в ванне и думает о том — как проникнуть к необщительным тритонам и как заставить их отдать необходимый артефакт?
Сашок уже нервно барабанит по рулевому колесу, когда Людмила спускается вниз. Кустистые брови хмуро сведены на переносице, а это означает только одно — он уже получил утреннее «благословение» без вазелина. Павел Геннадьевич редко упускает случай ткнуть носом в перерасход горючего, если встает не стой ноги.
— Привет, Сашенька. Ммм, как от тебя вкусно пахнет — новая туалетная вода? — Людмила старается выдать одну из самых любезных и мирных улыбок.
— Дверью не хлопай! Расхпопались… Холодильник бы так закрывали, — слышится в ответ бурчащий голос.
Ага, понятно. Любимый конек оседлан и теперь всю дорогу будет литься песня о том, как много пассажиры приносят грязи в салон, как царапают обшивку и как часто пукают в сиденья… Людмила устраивается удобнее и отрешается от поездки. Сашок ворчит, иногда сигналит особо дерзким водителям.
Мимо проползают серые здания, проскакивают серые пятна лиц, даже деревья ухитряются быть серыми. Как им это удается? Возможно, их зелень оттеняют серые треугольники, которые стоят через каждые пятьдесят-сто метров? Великий мученик смотрит на прохожих кроткими глазами, в которых
Я это знаю точно…скрыты видеокамеры. Весь город Санктачивитат под наблюдением. Все люди под всевидящим и всемилостивейшим оком инквизиции. А кто сомневается в милости святого ордена, тот может в последний раз взглянуть на серые лица людей сквозь языки пламени. Выбор всегда есть — либо ты соглашаешься с существующим строем, либо строй не соглашается с твоим существованием.
— А еще воском покрывать… На кой хрен? Да через сто метров снова вся машина будет в пыли и полчаса работы коту под хвост… А когда идет дождь?
Людмила поддакивает, погруженная в свои мысли. Это бурчание будет длиться ровно до того момента, пока машина не подъедет к прокурорскому зданию. Но Людмила думает — как выгадать время на путешествие к «Глубоким омутам»… Она прогоняет из памяти языки пламени, которые взвились в темное небо и тот крик отца Николая…
Он заслужил свою смерть, заслужил, но вправе ли я была судить его?
В ушах раздается треск пламени, жадно пожирающего свою пищу. Людмила видит, как по раскаленному аду мечется приземистая фигура, объятая огнем. Как хмурятся лики с икон, темнея и пропадая вместе со своим служителем. Столб дыма взвился высоко в небо,
