class="p1">Дыхание выравнивается. Людмила прижимает ладони к щекам и разгоняет кровь. Теперь она выглядит спокойной и невозмутимой.
— Хорошо, давно пора пощупать мокрых за жабры.
Людмила словно сквозь стены видит улыбку на лице Павла Геннадьевича.
— Главная проблема заключается в том, что эти отродья каким-то образом передают друг другу сообщения даже на дальние расстояния. Мы подозреваем, что это телепатия, но выяснить это не смогли — все добытые образцы умирали через минуту. Создалось ощущение, что пленнику посылался сигнал и тот просто переставал существовать. Так что нужно сначала сосредоточить силы на основных местах пребывания этих тварей, и после команды начать операцию по переводу в истинную веру…
Людмила заходит в кабинет и делает так, чтобы дверь ударилась о косяк. Голос Фердинанда прерывается на миг, но потом возобновляет свое журчание:
— Она нас слышит?
— Нет, заклятие неразборчивости никогда меня не подводило.
— Но все бывает в первый раз, — мягко говорит Фердинанд.
— Людмила! Принеси нам кофе! — кричит верховный инквизитор, и Людмила едва не бросается выполнять его указание.
Стой! Это же проверка!
— Принеси кофе, глупая девка! Считаю до трех! Если не принесешь, то тебя ждет костер! Раз!
Сердце бухается куда-то в сторону пяток.
— Два!!
Колени подгибаются, и Людмила едва дыша садится в кресло.
— Три!!! Костер ждет тебя!
Людмила выдыхает и старательно перебирает документы на столе. Для видеокамеры она знакомится с почтой.
— Хм. Может быть, и в самом деле заклятие неразборчивости от верховного инквизитора на высоте. В ином случае я бы удивился.
— Хм, если бы я не знал вашего отца, то вы бы вылетели отсюда из-за такой дерзости, как пробка из бутылки с шампанским. В ином случае удивился бы я, — парирует Павел Геннадьевич.
Кто же отец Фердинанда? Как же его отчество? Сергеевич… Сергей Смельцов? А кто это?
— Хорошо. Я рад, что мы нашли взаимопонимание. Теперь желательно организовать конференцию с руководителями других отделов и максимально четко прояснить им задачу. Я думаю, что в двенадцать часов все смогут пожертвовать обедом ради такого важного дела. Сейчас же мне нужно приступить к «своим делам». Какие будут указания, Павел Геннадьевич? — слышен топот, который затихает возле выхода из кабинета.
— Да какие указания, Фердинанд Сергеевич? Делайте вид, что работаете, а в двенадцать жду вас на конференцию.
— Тогда не прощаемся, — рука Фердинанда возникает на двери, а вскоре показывается и он сам. — Здравствуйте, Людмила! Вы сегодня прекрасно выглядите
— Здравствуйте, Фердинанд Сергеевич, — Людмила чувствует, как против воли кровь снова приливает к щекам.
— Павел Геннадьевич очень хорошо о вас отзывается. Ух, если бы у меня был такой секретарь, то я давно бы стал одним из властелинов мира, — Фердинанд сверкает белозубой улыбкой.
Как же все внутри замирает, словно в животе возник воздушный шар… И легкое головокружение…
— Ой, да что вы, Фердинанд Сергеевич. Вы все шутите, а бедная девушка может поверить и в самом деле загордиться, — щеки пылают, словно Людмила долго стояла возле костра.
— Нет-нет, чистейшая правда. Я мог бы…
— Фердинанд Сергеевич, не нужно сманивать мою секретаршу. Я все слышу! — доносится голос Павла Геннадьевича.
— Все-все-все! — Фердинанд поднимает руки, как будто сдается. — Ухожу на рабочее место.
Он подмигивает Людмиле, а та смущенно опускает глаза. Вряд ли она опустила, если бы знала, что случится в скором времени. Но пока что нужно работать, иначе Павел Геннадьевич не упустит шанса «наказать» свою неприлежную сотрудницу.
День движется к вечеру на душевном подъеме. Конференция состоялась и был утвержден план действий. Так как выдвигаться решили незамедлительно, то часть руководителей отправились сразу же собирать вещи для «командировки».
Людмила только в пляс не пустилась, когда услышала, что Павел Геннадьевич решил ехать к Белому морю в город Пискантур. Это же всего в нескольких часах пути от «Глубоких омутов». То есть, если он возьмет ее с собой, то не надо будет даже выдумывать оправдания для отлучек и не нужно будет заряжать заклинание наведения ложного образа. Остается сделать самую малость — уговорить взять ее в поездку.
А уж уговаривать она умеет…
Фердинанд был великолепен. Он так и не признался остальным, что состоит в ордене «Очей Господних», зато произнес пламенную речь, в которой описал всю мерзость пребывания водного мира в ереси и поклонении Великому Кракену. Людмила даже заслушалась, когда он распределял руководителей по секторам — настоящий полководец, расставляющий войска по выбранным точкам. И его план встретили едва ли не овациями, по крайней мере, ни единого возражения не последовало, а это уже немало.
А его улыбка, когда он выходил…
Людмила постаралась ответить такой же сияющей улыбкой, но ему каким- то образом удалось выиграть в соревновании выражения радости. Его движения напоминали те самые грациозные потягивания льва, когда он насытился и готов немного поиграть со своей самкой. Людмила бы не удивилась, если бы услышала от него глухое урчание. Возможно, даже ответила бы тем же.
Нельзя! Нельзя выказывать знаки внимания заму, когда начальник рядом.
Людмила старается вложить в следующую улыбку все свое обаяние и страсть, ведь она предназначается Павлу Геннадьевичу. И он отвечает ее удовлетворенным кивком. Вот сейчас все разойдутся и тогда она «попросит» взять ее в поездку. Пусть это будет обусловлено служебной необходимостью…
Не успевает пропасть ощущение полета, которое остается после улыбки Фердинанда, как Людмила заходит в кабинет Павла Геннадьевича. Угрюмая складка, которая пролегла между сдвинутыми бровями, прозрачно намекает на то, что сейчас ему не до утех. Карандаш постукивает по столешнице.
Тук-тук.
Тук-тук.
Пусть. Пусть пролегает складка, пусть он хмурится и надувает щеки. Сейчас Людмиле нужно заполучить разрешение сопровождать его в поездке.
— Людочка, ты что-то хотела? — голос тоже не весел.
Похоже, что Павел Геннадьевич уже весь поглощен предстоящей поездкой. Все мысли находятся там, возле ящероголовых, которых нужно обратить в истинную веру. Он смотрит на Людмилу, как на помеху, вырывающую из фантазий и мешающую сосредоточиться. Локоть правой руки уперт в стол, пальцы поддерживают голову.
— Извините, Павел Геннадьевич. Не хотела вас беспокоить, но у меня что- то с принтером случилось. Он отказывается сканировать документ, а мне очень-очень нужно снять копию для бухгалтерии. Там мне вряд ли это позволят это сделать, сами знаете. Можно я у вас сниму две копии? — Людмила старается говорить с придыханием. Совсем также, как тогда, в подвале священника.
Глаза Павла Геннадьевича чуть оживились. Он отнял ладонь от головы и улыбнулся уголками губ. Подобная вежливая улыбка ничего не значила, он мог так улыбаться даже при подписании очередного смертного приговора.
— Хорошо, снимай, Людочка.
