все будет хорошо, что он в самом деле сможет меня защитить. Вот только если бы не его настойчивость, меня не нужно было бы защищать.
— Ты не сможешь охранять меня постоянно.
— Смогу и буду.
— В сортир со мной пойдешь? — усмехнулась я.
Матушка упала бы в обморок, услышав что я позволяю себе подобные речи в обществе. Только ее здесь нет. Как нет и толку от всех тех манер, что мне пытались привить. Или просто я все делаю неправильно. Не просто же так родители разочаровались во мне.
Блад тоже усмехнулся.
— Гальюн. Это называется — гальюн. — Обнял меня крепче, потерся подбородком о мою макушку.
— Да какая разница.
Надо было бы вывернуться, но не осталось сил. Сейчас, когда его руки обнимали меня, а тело, казалось, заслоняло от всего мира, когда его дыхание перебирало мои волосы, мне вовсе не хотелось шевелиться. Только обида все равно жгла изнутри, не давала успокоиться.
— Никакой. — Он коснулся губами моих волос. — Зато для меня есть разница, ходить ли по палубе или стать кормом для рыб. Для Дика есть разница. Спасибо. От нас обоих.
Я покачала головой.
— Что мне с твоей благодарности, если сначала ты не оставил мне выбора?
Я смотрела на горизонт. Говорят, море успокаивает. Успокоиться не получилось.
— Бездействие — тоже выбор, — негромко произнес Блад. — Так что я оставил тебе выбор.
— Нет! Ты заставил меня смотреть!
— Разве Дик меньше бы страдал, если бы ты не знала о его мучениях? Разве, если закрыть глаза на боль, она исчезнет?
— Разве я в них виновата? — в тон ему ответила я, все же вырвалась из его рук, разворачиваясь. — Разве я втянула вас в этот бой? Разве я стреляла в Дика?
— А я и не снимаю с себя ответственности. Я — их капитан, и все, что случится с этими людьми на моем корабле, останется на моей совести. Как и все, что случится и случилось с тобой. Да, я принудил тебя показать, что бабушкины сказки о женщинах, исцеляющих наложением рук — истинная правда.
— Сказки? — переспросила я.
— Моя бабушка родом из Беркива, там в ходу подобные сказки.
В самом деле? Так странно было осознать, что у пирата были родители и бабушка. Он упоминал о матери, но тогда я не могла думать ни о чем, кроме собственной участи. А сейчас… Оказывается, у нас есть что-то общее.
— Моя мама тоже из Беркива, но она не рассказывала мне подобных сказок.
Маму выдали замуж в Наровль, когда две страны замирялись после очередной войны. Она никогда вслух не вспоминала о доме.
— Да, я знаком с леди Эммой. Ты очень на нее похожа.
Сейчас, перестав ухмыляться, он разом стал старше и… притягательней. Я словно впервые увидела правильные черты лица, упрямые губы, серьезные серые глаза, да так и замерла, глядя в них.
— Это она тебя научила?
Я покачала головой.
— Достаточно того, что ты заставил меня рассказать то, о чем не следует знать никому.
Он усмехнулся.
— Если ты ждешь извинений, их не будет. Я не намерен просить прощения за то, что заставил тебя показать — ты способна стать кем-то большим, чем просто смазливой игрушкой.
— Игрушкой? — Я очнулась.
Товар. Игрушка. Только и всего. Зато честно.
Может быть, для Джека я тоже была лишь игрушкой? Нет, не буду об этом думать, мне нужно на что-то надеяться, иначе и вовсе незачем станет жить!
Блад пожал плечами.
— Я — молодой мужчина с нормальными желаниями. Думал, ты успела это заметить.
До меня только сейчас дошло, как я одета — точнее, раздета — и что Блад тоже скинул окровавленный камзол, опять оставшись обнаженным до пояса. Я шарахнулась к стене, заливаясь краской.
— Мне надо одеться, — прошептала я.
Он ухмыльнулся:
— По мне, так и то, что на тебе уже есть, лишнее. Но как пожелаешь. Только, может, сперва ванну?
— Нет, спасибо, — я вжалась в стену, сдвинулась по ней, пока не уперлась в шкаф. — Кувшина с водой и ветоши будет достаточно.
Он шагнул ближе, снова притягивая меня к себе и вовсе не замечая моего сопротивления. Промурлыкал мне в волосы:
— Подумай еще раз, сокровище мое. Ванна. Теплая вода, померанцевое мыло. М-м?
Я заколебалась. Смыть с себя кровь и грязь, липкий пот, что выступает на спине от страха. Прополоскать волосы — кажется, они насквозь пропитались металлическим запахом. Прийти в себя.
Если бы мне только что прямо и недвусмысленно не заявили о совершенно бесчестных намерениях в мой адрес. Если бы сейчас я не прижималась щекой — меня прижимали щекой — к мужской груди, и я не слышала, как колотится его сердце. Так же быстро, как и мое.
— Мое общество, — продолжал Блад прежде, чем я успела что-то ответить.
— Вот уж нет! — Я нашла в себе силы возмутиться. — Пусти!
Блад рассмеялся, разжимая руки, и я шарахнулась к ближайшей двери. Остановилась, поняв, что эта дверь — в спальню, и моя попытка к бегству может выглядеть как приглашение.
Капитан с усмешкой наблюдал за моими метаниями.
— Мое общество нежеланно? Это удар в самое сердце! — Он посерьезнел. — Белла, успокойся, пожалуйста. Тебе ничего не грозит. Я просто прикажу принести ванну, наполню ее водой и оставлю тебя в покое. Отдохни и приди в себя. Это самое малое, что я должен для тебя сделать.
Я замотала головой, прикусив губу. Поднять на него взгляд казалось невозможным.
— Не отказывайся. Обещаю, я не буду тебя беспокоить.
— Обещаешь?
— Обещаю. — Он улыбнулся, и столько тепла было в этой улыбке, что я сдалась.
— Мне в самом деле нужно привести себя в порядок. Спасибо.
— Сейчас распоряжусь.
Он вышел из комнаты. Я проводила взглядом его спину, на миг ссутулилась, позволив взять усталости верх над собой. Слишком уж многое случилось с утра, и…
Взгляд упал на ворох юбок, все еще закрывавших стол. Я охнула, вспомнив, как они там оказались. Подхватила верхнюю — едва ли мне оставят достаточно времени, чтобы одеться как следует — обмотала вокруг талии. Накинула платье, как есть, без корсета, подхватила с пола центральную вставку и выругалась. Булавки, пропади они пропадом… то есть как раз они и
