пропали.
Я опустилась на колени, собирая булавки с пола. Хорошо, что тут нет ковров, но часть наверняка провалились в щели между половицами и… хоть бы хватило оставшихся!
Открылась и закрылась дверь, раздались шаги. Я обернулась да так и замерла на коленях, гладя на Блада снизу вверх. Он тоже неотрывно смотрел на меня, и под взглядом вдруг потемневших глаз я, кажется, разучилась дышать.
— Сокровище мое… — Голос его тоже словно бы потемнел, стал ниже. Пальцы пробрались мне в волосы, переместились на затылок. — Ты просто не представляешь, насколько… — он погладил меня по щеке, провел большим пальцем по нижней губе, — грешные мысли… — Не выпуская моего затылка он скользнул, едва касаясь, по шее вниз, я задрожала от этого прикосновения, приспустил платье, огладив плечо. Голос Блада упал до шепота: — навеваешь сейчас, когда стоишь так передо мной.
Я зарделась, не в силах оторвать взгляда от его глаз, вздрагивая под его прикосновениями. А он вдруг отпрянул, так стремительно, будто обжегся. Отвернулся.
— Встань, — резко приказал он. — И приведи в порядок платье, насколько сможешь.
Я подхватилась с колен, начала прихватывать ткань — пальцы тряслись, булавки сыпались, тонко звеня об пол. Снова открылась дверь, я отвернулась лицом к стене, стягивая полы платья на груди. Сердце колотилось как ненормальное, во рту пересохло, и ослабели колени.
— Как обычно, капитан? — спросил кто-то.
— Да.
Шаги в сторону спальни. Металлический стук. Снова шаги. Звук закрывающейся двери. Я заставила себя глубоко вздохнуть, сердце понемногу успокаивалось. Осмелилась обернуться.
Блад смотрел на меня с усмешкой, к которой я уже успела привыкнуть.
— Я сделаю тебе воду, а ты пока приготовь себе переодеться. Ну и притирания там и прочие женские штучки, если они у тебя есть. Раз уж я имел неосторожность пообещать тебя не беспокоить, расслабься и получай удовольствие.
Он скрылся в спальне, послышался плеск воды.
Я замотала головой, отгоняя наваждение. Щеки по-прежнему пылали, и голова отказывалась соображать. Да что такое, почему от вроде бы обычных слов меня обдает то жаром, то холодом?
Я открыла свой сундучок. Чулки. Полотенце. Свежая сорочка. Платье, пожалуй, можно надеть еще раз, а сорочку, что сейчас на мне, остается только выполоскать и припрятать до тех дней, когда мне понадобится ветошь. Коробочка с запасными булавками. Гребень, шпильки взамен тех, что я порастеряла. Пожалуй, и все.
Я сложила все это стопкой на угол столешницы, собрала юбки, закрывавшие большую часть стола. Воровато оглядевшись, сгребла в горсть украшения, что вытряхнул из моих карманов Блад, взялась за сами карманы — и вздрогнула от смеха.
— А ты не промах! Своего не упустишь, верно?
Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и смеялся. А я даже не услышала, как он вышел из спальни.
Я выпрямилась, глядя ему в лицо. Наверное, следовало напомнить капитану, что это мои вещи, которые я не отдала и не подарила ему. Только, кажется, у меня не осталось ничего моего, даже жизни, которую он может забрать так же легко, как золото из моих карманов. А все его слова благодарности — лишь слова. Слово благородного человека дороже золота, но точно так же, как я перестала быть леди, Блад — давно не джентльмен. Изменник. Пират. Убийца.
Впрочем, я теперь тоже убийца, хотя тот, со шрамом, и заслужил смерть.
Блад притянул с пола мой нож для разрезания страниц, лезвие до сих пор покрывала засохшая кровь. Его кровь.
— Думаю, оттого, что золотые безделушки останутся у тебя, ничего не изменится, — сказал он, крутя в руках нож. — Подкупить кого-нибудь не выйдет — я только что предупредил всех, что если ты вдруг исчезнешь с корабля, вахтенного повесят. Неважно, окажемся ли мы в порту или будем в открытом море, как сейчас.
Я обдумала его слова.
— Получается, за мной постоянно будут следить?
— Именно так, — ухмыльнулся он. — Такое сокровище грех упускать. Поэтому можешь носить драгоценности или хранить в сундуке… не имеет значения, они все равно останутся на корабле.
— Твоя щедрость не знает границ, — не удержалась я. Миг спустя уточнила: — Это значит, ты меня не выпустишь?
— Я же обещал. Заплатят — уйдешь. Но до того — дурак бы я был, если бы тебя упустил.
— Не знаю, заплатят ли родители, но Джек — заплатит!
Блад усмехнулся, но спорить не стал. Продолжил разглядывать нож, будто вокруг не было ничего интересней этого покрытого бурым налетом лезвия.
— Как ты убила Фрэнка? Что это за магия?
Отпираться было бесполезно. Уже пробовала, только разозлила своего пленителя.
— Остановила сердце.
— А до того пыталась проделать то же самое со мной? — В его голосе не было гнева, только любопытство.
— Нет.
— Тогда чего добивалась? Проткнуть-то ты пыталась на самом деле.
— Не сообразила от страха, что можно просто остановить сердце, — призналась я. — Создала импульс в межреберных нервах, чтобы отвлечь и получить возможность ударить.
— Не скажу, будто хоть что-то понял. — Блад неторопливо приблизился ко мне, заглянул в глаза. — Поэтому спрошу проще: ты можешь убить меня так же, как убила Фрэнка? Лишь коснувшись?
До сих пор мне казалось, что я поднаторела во всякого рода увертках, да и откровенно лгать мне доводилось не раз. Но сейчас, глядя в эти серьезные серые глаза, я не смогла ни солгать, ни уйти от ответа.
— Могу.
— И я не почувствую магию и не сумею разрушить заклинание?
— Не знаю. Ты почувствовал магию, когда я затягивала твою рану?
Блад покачал головой, по-прежнему пристально глядя мне в глаза.
— Выходит, моя жизнь — в твоих руках, так же как твоя — в моих?
— Выходит, так, — не стала спорить я. — Только кое-кто совсем недавно утверждал…
— Я помню. — Он отступил на шаг. Усмехнулся. — Как печально сознавать, что лишь шкурные интересы заставили тебя спасти мою жизнь.
Я вернула ему усмешку.
— Можно подумать, что-то, кроме финансовых интересов, не позволило тебе отдать меня команде. Бросить псам кость — так ведь ты говоришь. Возможность позабавиться.
Он не ответил, помолчал, словно пытаясь разглядеть что-то в моих глазах. Сунул мне в руки нож и отвернулся.
— Поторопись, пока вода не остыла.
— Сколько у меня времени?
— Сколько угодно.
Подхватив
