не все. Ворота дома были расписаны узорами из цветов, и некоторые цветы… напоминали нечто противоположное тем символам фонтана.
Мы пришли в публичный дом! Спасите меня от позора! Какой кошмар… не хочу здесь находиться.
Нет, я знаю откуда берутся дети. И в Северных землях нет запрета на любовь или плотские утехи. Я знаю, что моя родная бабушка Ракша не за первого юношу пошла замуж с которым целовалась и гуляла. Свободные дети Луны… мы свободны в своем выборе с кем разделять ложе вне брака. А в браке чтим верность и преданность.
Но публичные дома? Это вызывало у меня омерзение. Что кто-то за деньги занимается подобным… И пусть мне рассказывали, что это их выбор. И что это умные и образованные девушки, они умеют музицировать, вести интеллектуальные разговоры… Но, кости гнилые!
Ну вот, опять выругалась в мыслях!
Делать это за деньги — несвобода. Это я знала точно.
— Ты привел нас в публичный дом! — зло прошипела я.
— Это храм любви! Мне нужно поговорить с главной танридой.
— А?
— Это главная женщина храма любви, — пояснил Кори.
— Ты привел сюда ребенка!
— Он растет при дворце и знает, что девушки тут знают очень и очень много.
Я подавила внутри себя рычание, которое уже зарождалось в моей груди. Моя губа от злости начала дрожать, поэтому я сжала рот в нитку и повторяла самой себе «Молчи! Молчи!»
Дарий постучался в ворота, нам открыли две прелестные девушки, одетые… так-то очень прилично. На них было много переливчатых тканей, которые шелестели при малейшем движении, а передние пряди волосы были заплетены в косы, чтоб не мешаться. Девушки припали к ногам Дария, чтобы… СНЯТЬ ОБУВЬ! Да пусть сгниют они!
Ну и как тут не ругаться!?
Мать моя женщина, Луна моя прародительница, отец мой мужчина! Можно мне просто уйти?
— Я помогу ему, — рявкнула я на них и присела к Кори.
— Я сам, не переживай, — ответил мальчишка мне и резко скинул свою обувь, а затем сжал своей ладошкой мой палец и улыбнулся. — Не переживай, все в порядке. Я видел уже танрид.
— Даже не хочу знать при каких обстоятельствах, — процедила я.
— Волчонок, не робей, — послышался голос Дария. Я как обычно не смогла понять: это звучало спокойно и равнодушно, или иронично, и он насмехался надо мной.
Я сняла свои плетеные сандали, продолжая держать Кори за руку и постаралась вежливо улыбаться присутствующим. В конце концов, девушки тут не виноваты в моих эмоциях. Но я хотела на всех нарычать, так чтоб от нас сбежали, испугались. А потом довольно пощелкать челюстью.
— Так-так! — раздался пониженный женский голос, такой, про который говорят бархатный и обволакивающий. — Господин Дарий к нам пожаловал забрать долг.
В арке, занавешенной шторой из тоненьких шелковых лент показался силуэт. Сначала из-под завесы выглянула рука, загорелая с множеством узоров на кисти руки и пальцах, запястье странно изогнулось, а из глубины дома раздалась медленная музыка. Следом за рукой показалось бедро, обтянутое тканью насыщенно малинового оттенка. То есть она сначала ввалилась бедром, а затем поставила ногу, сверкнув щиколоткой. И уже после этого медленного появления по частям женщина полностью вышла из-за лент. Зачем выходить так долго? И для чего она столько одежды нацепила? На улице и то больше носят!
Темные волосы были убраны в высокую прическу, а с ушей свивали длинные серьги. Я не понимала сколько ей лет. Вроде не молода, но выглядит потрясающе.
— О, юный Кори и… — ее черные глаза мазнули по мне, задержались, оценивая меня с ног до головы. — Прелестное дитя. Хочешь еще что-нибудь получить потом с меня, а, Дарий?
— В каком смысле, Лакрита? — нахмурился он.
— А ты не мне ее привел? — она затянулась какой-то трубкой, идущей из занавески и испустила дым в мою сторону.
— Нет, и хватит дымить свой кальян. Я пришел лишь получить ответы.
— Как жаль… Ладно, тогда… девочки, напоите деток чаем пока мы будем общаться с господином.
Детки? Это мы дети, что ли?
Девушки аккуратно провели по моим рукам, едва прикасаясь, зовя в одну из комнат.
— Я сама пойду, — сказала я. — Меня трогать не надо!
— Как скажете, фисанья, — пролепетала одна из них.
— Как она меня назвала? — тихо спросила я у Кори.
— Фисанья или фисаний, — пожал он плечами. — Гости храма.
Нас проводили в маленькую комнату, усадили на подушки и подали чай с пастилой. Я настороженно смотрела в сторону выхода, но встать и убежать не могла. А хотелось ворваться туда, где сидит эта их Лакрита. Что они там обсуждают?
Но у меня были дела поважнее, около меня сидел Кори. Казалось, что его ситуация ничуть не напрягает.
— Может почитаем? — спросил он меня.
Отец говорил, что любые знания полезны. Даже если они не пригодятся. Если чему-то жизнь учит — нужно запоминать, а уже потом своей головой разберешься нужно тебе это или не нужно.
Я вот сразу могла сказать, что нам с Кори не нужно читать. Сразу как увидела книги, которые он взял с полок и принес ко мне.
— И зачем нам это читать?
— Чтобы быть умными, — гордо ответил он.
Я скептически посмотрела на книгу с названием «Познание лотоса» и, собственно, на само изображение цвета, очень похожего на те символы около входа в храм, и покачала головой.
— Я не хочу это читать.
— Тогда я сам почитаю, я же умею!
— Кори!
Он уже схватил книжку, открыл ее, и начал вслух:
— Истинный экстаз приходит к тем, кто находится большую часть времени в гармонии с душой и телом, чист помыслами и материальным. Обязательно нужно поддерживать чистоту дома…
Все следующее, что он зачитывал, было посвящено тому, как мыть пол, стирать постельное белье, мыть пальцы ног… Ладно. Ничего страшного.
Я напрягла свой слух, принимая самый беспечный вид, словно наслаждалась чтением Кори, чтоб услышать, о чем говорит Дарий с Лакритой. Вместе со слухом усилилось обоняние, в нос ударил запах подожжённой сандаловой палочки. Сначала я услышала звук наливающегося напитка, стук чашки об деревянный стол, ткань, шелестящую на подушках, а затем уже голос.
— Так, что? Он приходил к вам? — спросил Дарий.
— Да, захаживал неделю назад.
— К тебе?
— Нет, взял пару моих девочек, в этот раз на меня не раскошелился. Впрочем-м-м… — Лакрита растянула последнюю букву и перевела ее в мурчание. — Может я уже стара для таких важных господ.
— Нарываешь на лесть? Ты прекрасно выглядишь в свои пятьдесят, словно тебе тридцать восемь.
Я услышала шипение раздраженное и
