— Третьяк, заплати еще за одну ночь на постоялом дворе. Возьми места вам и мне. Мы остаемся.
— Да, командир. — громыхнул голос волкодава за спиной мужичка, что тот аж сжался. Опасливо снова покосился на белого и на спящую мастерицу в его руках.
Эх, чуял он, что не надо было ее на работу брать. Больно красивая да норовистая. Такую так просто не объездишь, да еще и породистых жеребцов привлечет. Зачем же только взял?
— Давно у тебя работает?
Голос волкодака звучал будто северные ветра. Что бедный мужик аж сжался.
— Совсем недавно, господин. — разошелся он в любезности. — Чай, гляди, один старый месяц. Хорошая мастерица, жене моей приглянулись ее работы. Вот мы и взяли. Мы же не знали…
— С этих мест ли она?
Буран не хотел думать, что все это время его ненаглядная была у него под носом. Ведь еще каких-то пару верст на север, и начинаются леса его племени. Морозные земли.
— Нет, господин, — замотал головой купец тканями. — Недавно появилась в нашем селенье. С юга, кажись, правда, не сказала, с чего к нам явилась. У них же там спокойно все, а у нас тут через реку, глядишь, военные лагеря.
Значит, не местная.
Любава, почувствовав во сне тяжелый взгляд Бурана, поморщила вздернутый носик и крепче к твердой груди прижалась. Как ягненок.
Его маленькая девочка.
— Свободен. — тихо уронил белый волкодак и, прижав свою драгоценную ношу к себе поближе, встал с насиженного места.
Дождь во дворе не прекращался, только слегка утих, как снова начал мелко моросить. Стащив с плеча добротный походный плащ, он тут же укутал в ней Любаву. Постоялый двор был недалеко, и крепкий мужик быстро преодолел короткий путь. Занес свою добычу в сухое теплое помещение и, оставив своих волков, сразу ретировался в свои покои. Сами разберутся, не маленькие.
Больно уж сильно им приглянулась подавальщица, а та и не прочь была поразвлечься с молодцами на сеновале.
Его же сейчас заботила лишь Любава.
* * *
— Куда ты собралась, сладкая моя?
Низкий голос Бурана прошиб Любаву насквозь. Он будто ледяная вода, которую вылили на обнаженную спину. Дернув ручку двери на себя, женщина расстроинно прикрыла глаза.
Заперто.
И ключ небось у него. Она ведь когда проснулась, от страха чуть не дышать разучилась. В одной ночнушке, в чужой постели. А напротив ОН безмятежно спит.
Ее первый мужчина, он же последний, тот, кого она любила. Мужем считала. Отец ее дочки. Буран.
Пусть она его ненавидела, долгие годы проклинала. Но сейчас, когда он рядом. Спящий. Спокойный.
Не удержалась, прилегла обратно на мягкую подушку и залюбовалась. Те же резкие черты лица, квадратный подбородок. Аккуратная борода. Белые волнистые волосы до плеч.
Она ненавидела его. Но не могла не признать, лучшие мгновения в своей жизни прожила рядом с ним.
Потом с тихим вздохом встала. Поправила косу, нацепила платье, которая нашлась на лавке, и уже собралась уйти. Исчезнуть.
Итак, сплетни по поселку пойдут. Ее бабы не шибко взлюбили сразу. Молодая, красивая, все за своих мужей боялись. Да только Любаве такое «счастье» и не нужно. Она дочку с войны ждет.
А теперь, после того, что натворил Буран вчера. Фроська может и смолчит, но хозяйская жена вряд ли.
Ох…
На цыпочках подойдя к двери, уже собралась убежать, а потом он проснулся. А может, и не спал вовсе?
— Что ж ты, Любавушка, бежишь от меня? Только нашел, а ты опять тикать надумала.
Буран привстал в постели. Покрывало сползло к поясу, обнажив широкую твердую грудь. Жар опалил щеки женщины. Чай, не девка, да только в груди затрепетало от вида этого крепкого, поджарого тела.
Казалось, за все это время Буран прибавил в ширине плеч и в крепости рук. На подтянутом торсе зачастили белесые полоски шрамов. Которых Любава точно не помнила.
Тем не менее воздушница была опытной женщиной. Поэтому быстро увела взгляд от мужского стана и твердо проговорила:
— Открой дверь, Буран. Мне домой давным-давно пора.
А мысленно себя костерила. И как, дуреха, умудрилась заснуть в его руках. Нашла, главное, где! И в чьих объятьях в Навь уплыть!
— Ждет ли кто тебя там?
Медленно отпустил голову на бок мужчина, даже не думая вставать с ложа. Наоборот, он устроился поудобнее и нагло ее рассматривал. Как баранину на вертеле! Того гляди, сейчас слюни потекут!
— Да, ждет! Муж!
Сболтнула на эмоциях Любава, а потом осознала, что именно. Не успела испугаться собственным словам, как комнату сотряс звериный рык.
— Я твой муж!
Поднялся с кровати обнаженный Буран и бросился к ней. В мгновение ока черноволосая оказалась прижата к крепкой двери. Она видела, как волкодак теряет контроль над зверем и тот тянется вырваться наружу. Всё понимала, оттого язык прикусила и даже дышала через раз.
— Кто он⁈
Зарычал мужчина, опаляя щеку горячим дыханием. Была бы Любава покорнее, куда больше бед бы избежала. Но чего уж там, норов ей достался буйный.
— Какое тебе дело? — приподняла она упрямо подбородок, не робея под лютым взглядом. — Ты бросил меня. Слышишь? Оставил одну! И убег на родину к невесте своего рода!
— Не было никакой невесты, милая. — пришибленно проговорил Буран, впрочем, сразу смекнув: кто-то про невесту ей в головушку вбил. — К стае своей я ушел, весточка пришла, что отцу худо совсем. Не мог я его бросить…
— А меня, стало быть, бросил.
Не скрывая обиды, шмыгнула Любава, отводя взгляд. Но тут же горячие ладони обхватили ее лицо, нежно стирая большими пальцами слезы с ресниц.
— Я вернулся, милая. Вернулся, как только смог. А тебя уже не было. Я искал… Меня стражники пытались арестовать. Разорвал всех к чертям! А тебя не нашел… Говорили, повесили тебя. Убили, мою ненаглядную…
Пока говорил, лицо поцелуями осыпал. И Любаве честно хотелось его оттолкнуть. Накричать на предателя. Да только сердце в груди болело, да душа трепыхалась.
— Отпусти, Буран, отпусти… Не успел ты. Другая жизнь у меня. Другой меня своей женой назвал. Дитя у меня с ним. Разные у нас дорожки.
— Аррррррр!
Рявкнул волкодак и кулаком пробил каменную стену, крошки полетели на пол.
— И, стало быть, любишь ты его?
Навис сверху, крепко схватив за подбородок, заглядывая в любимые серые глаза. Любава соврала и не моргнула.
— Люблю.
— А меня? — на выдохе молвил волкадок. И тут как ножом по сердцу.
— А тебя ненавижу, — сказала правду и глаз не отвела.
Он это тоже почувствовал. Что не лжет она, и душа умерла.
Любимая права, он не успел. Не успел.
Глава 7
На мягкой широкой перине и пышной подушке, наполненной гусиными перьями, я быстро поддалась чарам сна. Особенно после того, как меня напоили отваром от боли.
С утра я испила и снадобья против кровотечения, оттого и в сон клонило. Странное ощущение сковало тело, будто чей-то взгляд меня искусно лапал. Скрупулёзно прошелся по лицу, молодому девичьему телу. Взгляд был хищным, заинтересованным, жестоким и циничным.
Но я была слишком сломлена болью и пережитым вчерашней ночью, чтобы преодолеть сонливость и распахнуть очи.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем отоспалась. Из полудремы меня вытащил истеричный визг воеводы. Странное дело, долгое время он казался мне примером для подражания. Благородным господином, настоящим мужиком. Теперь ненависть к нему только уничтожила всё светлое, что я питала к старшему мужчине. В моих очах он опустился ниже некуда, а на фоне широкоплечих хищников с жесткой ухмылкой на лице, воеводушка и вовсе тихо утирал слезы в сторонке.
— Это не годится совсем. Не лезет ни в какие ворота! Твой волкодак загрыз купца, с которым я торговался! Это земли князя Назара из династии Лучезара! Аккурат возле моего лагеря он загрыз этих бедных людей, как овец!
Воевода лютовал. Он так сильно злился, что даже забыл о страхе перед зверолюдьми. А зря.
Сами волкодаки хорошо помнили место каждого в этом шатре. И то, что воевода здесь уже потерял свою власть и авторитет.
