— Ты это слышишь? — мертвенно белыми пальцами держась за шерсть Кролика спросила я, повернувшись к Диру.
— Что слышу, моя леди? Вы о ветре? Не переживайте, мы почти на месте. И у вас вострый меч. Даже если оно нас нагонит, мы справимся.
Я грустно улыбнулась, предварительно отвернувшись от мужа. Ясно. Очередное испытание, которое я должна претерпевать одна. У меня уже зубы сводило от этих выходок кривого зеркала. Правда, в реальности я тоже всё делала почти всегда одна, за спиной других, и не строила из себя даму в беде. И не была ей на самом деле, как Линаина.
Кролик вдруг заверещал как резаный, и мы с Дирлихом слетели с его спинки, влетев в дерево. Наши маленькие тельца сползли по коре. Я поморщилась и застонала из-за ушиба.
— Моя леди, держите меч! — в отличие от меня, муж нашёл в себе силы вскочить на ноги быстро, словно его и не разорвало внутри на части от боли. — Быстрее, моя леди, прошу вас! Изира!
Но я… все те голоса, которые я слышала, вдруг запели колыбельную хором, скрипка как взбесилась. Проблема пятилетней давности всплыла наружу в самый неподходящий момент, оглушив меня, оставив тупо сидеть на земли у дерева, что для меня высотой с гору, и хвататься за голову. Громадный густой лес, уже обычный, без грибообразных деревьев, посерел, в ушах звенело.
По тропинке к нам целенаправленно двигался смерч. Полуслепую, оглушённую меня оторвало от земли и потащило в ветровую воронку. Вполне вероятно, что я оглушительно кричала, так как открывала рот, но собственного крика я не слышала.
* * *
Будь этот мир нормальным, я была бы уже мертва, причём, по выводам из слов Чеширского Кота, как здесь, так и в реальности, из-за того, что яблоня свихнулась. Но мир, порождённый золотым плодом и моей головой, являлся одним сплошным безумием. Следовательно, попав в ветреную воронку, я не налетела на деревья и камни, что забили бы меня до смерти на большой скорости, не оказалась на высоте, путь с которой был бы только вниз, чтобы шмякнуться о землю, будто обычный мешок с кровью и костями, не получила множество ударов электричеством. Вместо этого я очутилась в серой комнате, оглушённая и обессиленная.
Запоздало, но я всё же вытащила из-за пояса повязанного поверх платья передника вострый меч. В тот же миг, будто добытый в Варкальне клинок был не просто опасным оружием, но и обладателем целебных свойств, слух вернулся ко мне с неприятной кратковременной болью в ушах. Однако зрение не прояснилось. Моё окружение действительно было серым.
За спиной раздался какой-то звук, вроде лёгкого звона при столкновении донышка хрустального графина с хрустальной же поверхностью столика. Я резко обернулась, держа наготове вострый меч, но встретила лишь серую мебель, стены, пол и прочее. Никого живого я не увидела и шумно втянула носом воздух. В наступившей тишине звук оказался едва ли не колокольным звоном.
Я присмотрелась к окружению, и, хоть и думала, что меня уже ничто не удивит, с удивлением узнала в серой комнате отцовский кабинет в семейном поместье. Тот же огромный мраморный стол, а на нём те же обожаемые им масляные лампы, к которым я приблизила свободную от меча руку и ощутила тепло, те же стопки бумаг и то же кресло с высокой спинкой, как будто бы придающее роста тому, кто в нём сидит.
Стоило мне об этом подумать, как воздух у кресла стал более осязаемым, как загустел, превратился в тёмную, почти чёрную дымку, которая образовала очередную знакомую, но на этот раз самую опасную в моей жизни фигуру. В кресле сидел тот, кого я умела бояться. Тот, кто был умнее меня. Тот, кому я всегда проигрывала и из-за кого оказалась здесь.
— Отец, — кивнула я сидящему в кресле мужчине, наведя на него меч. Хотя у высокой фигуры из моего видения в ванной в доме Чеширского Кота оказалось папино лицо, а не циферблат, я всё равно узнала эти длинные руки, пальцы, которые, как кажется, вот-вот сомкнутся на шее, топор, который теперь отчётливо виднелся, прислонённый к креслу. Светлые волосы чуть выше плеч здешнего палача были распущены, тёмные глаза смотрели на меня в упор. С чисто отцовскими презрением и насмешкой.
— Будьте осторожнее со своей игрушкой, Пиковая Дама, — усмехнулось… усмехнулся Время, взяв со стола непонятно откуда взявшийся стакан с виски(я предположила, что виски, точно сказать было невозможно, ведь мир серый). — Так ведь можно и пораниться.
— Или поранить, — парировала я, нацепив на лицо самоуверенную улыбку. Я достаточно проявляла слабость перед отцом в реальности, здесь мне больше не следует позволять себе сию глупую роскошь. Если с кем-то проявлять слабость и можно, то не с ним.
— Считаете, что сможете убить существо с лицом вашего папочки? — Время залпом осушил свой стакан с виски и наполнил его из образовавшегося на мраморном столе хрустального графина.
— Вы осознаёте, что носите папино лицо? — сухо спросила я, хотя его осведомлённость мне совсем не нравилась. В отличие от всезнающего Дениса, Время играл не на моей стороне и не являлся относительно безобидным.
— Разумеется, глупая, я же Время, — отец одарил меня уничижительным взглядом. — Глядя на вас, всё больше понимаю, что правильно поступил, став палачом Червонной Королевы Линаины и покинув вас. И хотя моя бывшая жена Гусеница предпочла помочь вам, вы всё же оказались здесь, со мной. Обречены.
Хотя мне и было страшно, в то же время мне вдруг стало невыносимо смешно. До того смешно, что я не стала утруждаться и сдерживать смешки, один за другим срывающиеся с моих губ. Я опустила голову, чтобы демонстративно посмеяться в кулак, а когда подняла, на моих губах царила широкая улыбка, способная посоперничать с улыбкой Чеширского Кота.
— Это истерика? — важно уточнил Время.
— Это ирония, — насмешливо улыбаясь, сказала я.
Встретившись взглядом с тёмными глазами Времени, я вдруг отчётливо поняла, что хоть ему и известны мои воспоминания, ему неизвестно, каких действий и мыслей от меня можно ждать. От той меня, которую порождает это безумное Карточное Королевство. Соизволив пояснить существу с лицом отца свои слова, я отчётливо осознавала, что, наконец, одержу над отцом верх. Потому что он больше не знал, кто я есть на самом деле. А, значит, мне не следовало его страшиться.
— Видите ли, папа, — я выделила обращение, раз уж Время признавал своё лицо, — в реальности всё совсем не так. Мой отец, то есть вы, желаете, чтобы на троне восседала я или вы сами, но никак не Линаина. Моя мать же преданна короне, так как упорно игнорирует меня годами, значит, она помогает Линаине, а не мне. И, вы ведь знаете, что там я почти обречена из-за яблока, значит, здесь я должна быть почти победителем, не находите?
Я медленно приближалась к нему, опустив меч. Он сидел на месте, совсем как сидел бы мой отец, уверенный, что у меня рука не поднимется, что для удара я жалкая.
— Вы так похожи на моего папу, Время, — я блеснула клыками и вскочила на стол, — что не способны осознать, что я больше не похожа на ту себя. Я вас больше, — присела на корточки и наклонилась к его уху, — не боюсь.
Тонкий миниатюрный вострый меч с лёгкостью пронзил сердце Времени, как сердце моего позорного воплощения Бармаглота ранее. Мужчина, оказавшийся непобедимым лишь в голове, рассыпался пеплом, а окружавший меня серый кабинет треснул, как зеркальная поверхность, и разбился. Моё тело рухнуло во мрак.
Глава 9. О суде Червонной Королевы
Я уже не первый раз теряла сознание в нереальности, видела сны и слышала голоса. Однако этот случай отличался от всех предыдущих: я пребывала в том состоянии, которое можно назвать полудрёмой. Не было никакой возможности открыть глаза и увидеть, что происходит вокруг, однако слышно всё было прекрасно. Голоса, звучавшие над моей головой, были мне знакомы: я легко узнала их обладателей, словно вместе со Временем уничтожила перегородку на своей памяти.
— Никаких изменений? — обеспокоенно спросила Линаина, и я ощутила, как перины подо мной слегка прогнулись. Принцесса осторожно коснулась моей руки. Ладонь у неё была холодная, но мне не было неприятно.
