Я попробовала снова:
— Мама, это все моя вина. Хуланна. Отец. И я охотница, я должна это делать. Но я отведу коз на пастбище за тебя по пути.
— И выпьешь чай, который оставила тебе матушка Хербен? — спросила она, но в глазах были слезы. Она переживала. Она знала, что не могла меня остановить в такой ситуации. После всего произошедшего чудо, что она еще не сломалась.
— Да, — согласилась я. Она расплела мои волосы и стала заплетать снова, ее ладони были умелыми и быстрыми.
— Что в клетке? — она потянулась к дверце, закончив плести косу.
Я охнула и поймала ее за руку.
— Не открывай ее! — сказала я.
Она растерянно посмотрела на меня.
— Я просто наберу больше воды для твоего чая, ладно?
— Спасибо, — благодарно сказала я. Она ушла, и я кусочком проволоки обмотала дверцу. Если кто-то откроет клетку, это будет кошмаром. Но я не могла нести ее с собой, пока у меня была только одна здоровая рука.
Я осторожно отнесла клетку на швейный стол, опустила рядом со швейным набором и опустила повязку.
— Снова с нами, охотница? — спросил Лидер, приподняв бровь. Его друг уже не дергался.
Я быстро схватила платок и сунула между прутьев.
— Если так сильно жжет, используйте это, — я надела повязку и ушла.
Глава двадцать пятая
Было плохой идеей ставить силки с лихорадкой. К счастью, я взяла с собой достаточно воды, чтобы не страдать от жажды, пока я шла по лесу, проверяя обычные места для ловушек и устанавливая новые. В мешке было уже четыре зайца и куница для меха.
Я видела четырех гулей, спела песнь рассеивания, хмуро глядя на них, пока они не ушли.
Эта ловушка тоже была полной. Рыже-коричневая куница с мягким белым брюшком висела с силка, и я невольно провела ладонью по ее шерстке, осторожно забирая ее из ловушки. Куница была красивой и опасной. Как фейри в моей ловушке дома.
Я хотела завести себе куницу как питомца в детстве, но отец отругал меня.
— Диких существ нельзя сковывать, Эластра. Они должны жить и умирать свободно. Клетка раздавит их души и оставит их пустыми.
Мы не запирали ничего дикого в клетке. Наши ловушки убивали мгновенно. Отец не допустил бы страданий или плена для дикого, и я тоже этого не хотела.
Я подавила воспоминание. Отец, скорее всего, был в клетке в мире Фейвальда, а я держала в плену трех фейри дома. Три диких разумных существа. Я не знала, был мой жар лихорадкой или стыдом.
Я делала что-то не так. Что-то шло вразрез со всем. Если я не хотела давать им быструю смерть, не стоило держать их в плену. Я размяла шею, стараясь не думать об этом. Я не хотела сейчас принимать это решение.
Я села, чтобы отдохнуть, а потом поправила силки и охнула.
Между деревьев был костер. Я моргнула, и он пропал. Я с тревогой сняла повязку, чуть не сломав руку сильнее, отпрянув от увиденного.
Золотая пылающая птица пронеслась так близко, что почти задела мое лицо. Я оправилась и побежала пару шагов, чтобы видеть ее. Чудесные крылья были ни перьями, ни огнем, а их смесью. Феникс, существо из легенд и истории Фейвальда.
Я так сосредоточилась на его красоте, что врезалась в дерево. Боль вспыхнула в руке и стерла мысли о фениксах. Когда я пришла в себя, птица пропала.
Я вернула повязку на глаза. Может, мне показалось. Лихорадка не помогала!
Я надеялась, что мне показалось. Я не хотела думать о других вариантах. Я уже была раздавлена новой ответственностью.
Злясь на себя и свое тело, я поправила силки и пошла в Скандтон. Я оставлю зайцев мяснику, а куницу — кожевнику. Я надеялась, что в Скандтоне разойдется весть о хорошем охотнике.
Настроение было мрачным, несмотря на небольшие успехи, и погода поддерживала, тучи собрались на небе.
Я остановилась у дома певчего перед тем, как идти в Скандтон. Поднялась по потертым деревянным ступеням и постучала в желтую дверь. Скрипнули ножки стула, и матушка Чантер выглянула из дома.
— Олэн? — спросила я.
Она мрачно покачала головой и открыла рот, но гадкий голосок крикнул изнутри:
— Кто там?
— Просто охотница, Хельдра, — отозвалась госпожа Чантер.
— Что она тут делает? — спросила Хельдра. Я слышала, как она двигалась по дому. Я не хотела иметь с ней дела. Не сейчас.
Я поспешила опустить мешок на крыльцо, вытащила зайца и неловко протянула его матушке Чантер.
— Вам на ужин, — сказала я.
Но Хельдра уже высунула голову из-за двери.
— Ничтожный заяц? Это все, что у тебя есть? — она покачала головой, словно говорила с ребенком. Она и ее мать были похожи. Их различали только тридцать лет и двенадцать детей. — Тебе тут не рады, Элли, — она не звала меня охотницей.
— Можете сказать Олэну, что я заглядывала? — спросила я у госпожи Чантер.
Она открыла рот, но Хельдра снова перебила:
— Думаю, тебе нужно знать, что мы с Олэном вместе. Ему не нужны послания от других девушек.
— Может, нужны, — рявкнула я. — Будь я в твоем обществе, я умирала бы от желания быть с кем-то еще.
— Твой острый язык не дает парням даже думать о тебе, Элли Хантер. Никто не хочет порезаться.
Ее взгляд должен был ранить, но мне было сложно не рассмеяться, когда я уходила. Пока я не вспомнила, что чувствовала, услышав Олэна в лесу с другой девушкой, смеющейся надо мной. То была Хельдра. Она говорила правду.
Если бы у меня спросили вчера, есть ли мне дело до того, с кем Олэн Чантер, я бы рассмеялась. Почему сегодня я плакала?
К счастью, тучи разразились дождем, и когда я добралась до мясника Скандтона, я так промокла, что никто не понял бы, что я плакала.
