какие-то детали нашего прошлого. Вроде понимал, кто я, но общался будто с чужим. Теперь все встало на места.
— Агент Коракс не имеет права разглашать какую-либо информацию, касающуюся проекта, лабораторных исследований и всех вовлеченных в него людей, а также передавать ее третьим лицам, — зачитал Джесс по памяти первый параграф из свода правил. — У вас будет неограниченный доступ к любому виду транспорта, экипировки, холодного и огнестрельного оружия. Тип и калибр вы можете выбирать сами, если другого не требует описание операции.
Я почувствовал, как ребята позади довольно покачали головами.
— Должен вас предупредить, количество мест ограничено. А желающих немало. Вы были выбраны благодаря собранной за годы характеристике. Лучшие из лучших. — Брат остановил взгляд на мне, ожидая реакции. Я отрицательно покачал головой, потому что больше не нуждался в его подсказках.
— После подписания вы не можете добровольно расторгнуть контракт. Вопрос о терминации выносится на обсуждение командования штабом, и только после получения разрешения агент может покинуть проект. Нарушение хоть одного из условий договора влечет за собой штрафные санкции.
Максфилд сидел за столом, буравя меня взглядом. Я посмотрел ему в глаза с ненавистью, точно зная, что не подпишу ни единой бумажки.
— Подумай, Ник, — произнес он, когда в кабинете остался только я один, лежащий на столе передо мной договор и перьевая ручка. — Простое слово «да» перебросит тебя в один момент из шестерки в козырные тузы. Такой головокружительной карьере каждый позавидует! Но, — сделал он паузу и равнодушно пожал плечами, — если не хочешь, возвращайся домой, в Хейвен.
Дом. Мое слабое место. Полковник абсолютно точно знал, куда нужно бить.
— А как же авиабаза Хай-Уиком? — спросил я, чувствуя как потеют ладони. Тут точно был какой-то подвох. — Они полгода назад предлагали мне место.
Полковник покачал головой.
— Только Коракс. Больше нам предложить нечего. Если тебе интересно, Тайлер договор подписал.
«Только потому, что ему тоже не оставили выбора?» — хотел спросить я, но промолчал.
Полковник протянул мне паркер…
***
Солнце. Яркое летнее зарево заливало площадь, так, что казалось, будто на черные камни разлилось чистое золото. Такая погода для туманного и серого Карлайла была поистине редкостью. Я вышел из здания лаборатории Коракса и направился куда глядят глаза, разрываемый противоречиями. Вот и наступил тот день, когда мой разум решил окончательно разорвать дипломатические отношения с совестью.
Пять лет. Всего лишь на шестьдесят месяцев я позволю сделать из меня того, кого они хотят видеть, а потом заберу деньги и, наконец, расправлю крылья.
Однако внутри истории под звучным кодовым именем «Ворон» была вписана еще одна. Между строк. Слова, которых не было ни в договоре, ни в многостраничном справочном пособии: чтобы много иметь, придется от много отказаться, и прежде всего от самого себя.
***
— Личный дневник, — произнес Джесс на одной из первых тренировок. — Вся ваша жизнь должна быть записана там. Представьте, что вы потеряете память. Какие именно воспоминания решите сохранить? Всё, пусть даже если это аромат пирогов из детства, должно остаться на бумаге. — Я абсолютно точно понял, о чем он говорит. Почти физически почувствовал тот запах. Внутри что-то защемило, словно давно не смазанный механизм, и я отогнал мысли прочь. — Что не успеете записать — будет потеряно. Возможно, полностью и навсегда.
На ум приходило множество важных событий. Но о них совсем не хотелось писать. Может, некоторые вещи действительно лучше не помнить? Например, пожар, мамину смерть, пьянство отца, переезд в дыру под названием Рай, которая оказалась для меня совсем не Раем. Но тогда я бы забыл и счастливые моменты, когда мы были нормальной семьей, знакомство с Артом, тот самый запах маминых пирогов с вишней, о котором говорил Джесс.
И я начал записывать. День за днем дополнял дневник, внося новые подробности о прошлом, опуская все то, что происходило с нами ежедневно. А может, кто-то просто стер эту информацию из дневника, ведь их проверяли тоже.
Проект назывался «Эхо». Спустя полгода мы прошли первую загрузку. И впервые потеряли память. Потом вторую, третью. А дальше все смешалось так, что я уже с трудом отделял собственные воспоминания от созданных разумом и прочитанных в дневнике.
Иногда прошлое фрагментами возвращалось в течение пары месяцев, но так как состав сыворотки постоянно менялся, принося каждый раз новые сюрпризы, то в виде токсикоза, то головных болей, то тремора, который не прекращался почти шесть часов, ни в чем нельзя было быть уверенным, поэтому я отмечал в дневнике все, что мог.
Тайлер тоже писал, но записи свои никогда не показывал. Знающий нас с детства вряд ли поверил, что мы будем друзьями, особенно после того, как чуть не убили друг друга в тринадцать. Если с Артом и Шоном мы были кровными братьями, то с Таем стали боевыми. К тому же, когда обиды забыты, в прямом смысле, и делить нечего.
Шел десятый месяц нашей службы, когда мы впервые заметили, что с нами двумя начало происходить что-то странное.
— Не занимай душ, надолго, ладно? — попросил я, кинув ему чистое полотенце, для себя же выудил из шкафа свежую рубашку.
Я бросил ее на стол, рядом к новым погонам, и потянулся к утюгу, когда меня настигло ослепительное, словно свет фар в кромешной темноте, видение. Падающие с мерным стуком капли и затылок рыжеволосой девушки. Она упиралась ладонями в кафельную стенку, а я, обводя руками ее бедра, склонился к выгибающийся спине. «Интересно, какова ее светло-медовая кожа на ощупь?» — подумал я.
Что за?..
Я резко вскинул голову, помотав ею из стороны в сторону, и забарабанил в дверь ванной.
— Тай, твою мать. Что ты творишь?
— Чего тебе? — донесся раздраженный голос. — Отвали, Ник.
— Лейтенант Ник, — поправил я, рассмеявшись, потому как догадался, какое он нашел себе занятие. — Ты там порнушку смотришь, что ли? Ладно те недоумки, но мы-то с тобой уже давно научились не палиться.
Мы с Ламмом действительно
