часть традиций. Весь Кель’аташ мы будем воздерживаться от готовой пищи, пагубных привычек, сильных эмоций и… женщин.
– Как все строго.
– Ты даже не представляешь насколько, – грустно улыбнулся Кристен. – Мне запрещено подходить к тебе во время праздника и проявлять свои чувства словами, касаниями. Останутся только взгляды.
– Записки.
– Что?
– Можно еще записки друг другу писать. Или они тоже…
Кристен наклонился к моему лицу, от чего я потеряла мысль.
– Они тоже… тоже…
– Очень красивые, – невпопад произнес Кристен, не отводя взгляда от моих губ.
Он подался навстречу, и я вцепилась в его предплечья, желая поскорее притянуть его ближе.
Мой рот приоткрылся, губы покалывало от близости, сердце громыхало в ожидании поцелуя. Кристен нежно потерся о мой нос своим, положил ладонь на мою щеку, вынуждая запрокинуть голову назад, и… И одно я знаю точно: когда Власта спросит (а она спросит, печенкой чую), я буду врать!
Если у меня появятся дочери, я буду рассказывать об этом поцелуе с мечтательным выражением на лице и отсутствующим взглядом. Обязательно воспользуюсь строчкой из романа, вроде «легкое касание его губ обернулось невинным поцелуем, который постепенно стал чем-то более страстным и глубоким».
Но правда в том, что Кристен так и не поцеловал меня.
Мы замерли в этом моменте предвкушения поцелуя, и это было даже лучше, чем самый страстный поцелуй в мире.
Кристен отступил, с шумом выдохнул, и вид у него был немного потрясенный.
– Адриана… я не знаю, как переживу эту неделю без тебя…
Я прикусила нижнюю губу, потому что все внутри пело, звенело от энергии и хотело смеяться.
– Записки?
Кристен моргнул и расхохотался. И дальше все напряжение ушло, оставив между нами только теплое радостное чувство…
Я, уже не таясь, смотрела на то, как он отходит, сметает осколки, вешает на место карниз и протягивает мне руку.
Кристен Арктанхау проводил меня до комнаты, долго держал в объятиях, не в силах отпустить. А я… я себя такой любимой, нужной и крайне важной чувствовала. Пожалуй, впервые за долгое время. Возможно, даже просто… впервые.
– Кель’аташ продлится неделю, – попытался приободрить не то меня, не то себя Кристен. – Сходишь после со мной на второе свидание?
До безумия хотелось сказать, нет, прокричать: «ДА!», но я вспомнила о нашем споре и напустила на себя загадочный вид.
– Посмотрим на ваше поведение, Кристен Арктанхау. Вы должны быть примерным северянином.
Я освободилась из его объятий и, кожей чувствуя голодный взгляд Кристена, провела манжетой возле замка на двери. Пропуск сработал, дверь с тихим щелчком отворилась, впуская хозяйку.
– Адриана, – позвал Кристен.
Я обернулась и поймала его взгляд.
– Уже скучаю.
– Всего неделя… – напомнила я с грустью, облизнула губы и добавила: – Спокойной ночи.
Кристен тихо рассмеялся и опустил голову с видом «если бы спокойной», но кивнул.
Закрыв дверь, я привалилась к ней спиной и еще какое-то время стояла с дурацкой улыбкой на лице. А когда нашла в себе силы двигаться, щелкнула выключателем, разгоняя приближающиеся сумерки, стащила обувь и форменную куртку факультета ядожалов.
Решив, что на ужин я сегодня не пойду, а перекушу в комнате, взяла домашние брюки и футболку со спинки стула, традиционно исполнявшего функцию вешалки для одежды. Переоделась и села за немногочисленные задания по мнемотехникам, которые преподавала квезалка Юдау. Увлеклась и сама не заметила, как просидела до поздней ночи.
Встала, размяла затекшую спину, и тут в дверь моей комнаты требовательно постучали.
* * *
Я уже планировала упасть в кровать и забыться до утра, поэтому внезапному гостю, кем бы он там ни был, мягко говоря, не обрадовалась. С неохотой встала, в очередной раз забыла про тапки (да ну их! Кто вообще их носит?), накинула свитер на голые плечи и открыла дверь.
– Власта! – ахнула я от удивления и не сдержала радостной улыбки. – Вас выпустили?
– Не-а, мы с Эриком сбежали, – с гордостью заявила подруга, тряхнув светлыми волосами.
Пришла Подгорная не одна, а в компании спальника и крохотной подушки, чем поставила меня в тупик. Я оглядела подругу с ног до головы, особое внимание уделила тонкой косичке у самого лица. Косичка была примечательной. В нее вплели алую нитку, чуть ниже вдели в прядь волос серебряную бусину, а кончик украсили птичьим перышком.
Что бы это значило?
– Можно я у тебя переночую? – попросила она.
Власта отчего-то нервничала, кусала губы, оглядывалась и смотрела на меня с нескрываемой мольбой.
– Мой дом – твой дом!
Я церемонно посторонилась в дверях. Подруга облегченно выдохнула, как груженый ослик перед крутым подъемом, которому сказали, что пойдут другие, менее удачливые ослы, а он останется на месте. Она шустро проскочила мимо меня, а я высунула голову в коридор. Зачем-то убедилась, что там пусто, после чего заперла дверь и помогла Власте устроиться.
Подруга проявляла чудеса упертости и настаивала на том, что ляжет на полу. Дескать, у нее спальник, да и спать на твердом полезно для спины. Вот. Я просила ее не дурить: кровать большая, мы поместимся обе и даже место для пинков останется. В результате едва не поругались.
Решив не трогать и так оголенные и чуток искрящие нервы Власты, я смирилась с неизбежным и забралась на кровать, тем самым уступив подруге привилегию спать на полу. Она умело раскатала спальник, подложила под голову подушку и заметила книгу, которая валялась под кроватью.
– А это что?
Я свесила голову и глянула на потрепанный корешок. Книга оказалась той самой, что разглядывала Власта в гостиной ядожалов перед прошлой ссорой и страстным примирением с Эриком.
Не удержавшись, я рассказала подруге, как поколотила этим самым томиком Хезенхау, а потом случайно унесла книгу к себе в комнату.
– И знаешь, что странно, – продолжала я, в то время как Власта задумчиво рассматривала картинки. – Я отнесла книгу в библиотеку, чтобы вернуть, но мне сказали, что на ней нет штампа академии. Скорее всего, она принадлежит кому-то из адептов.
– Кому могла понадобиться книга на северном наречии?
– Вот и мне сложно представить, как Эрик или Кристен зачитываются чем-то подобным.
– А знаешь… – Власта закрыла книгу и покрутила. – Это больше похоже на детскую энциклопедию или что-то типа того…
Я пожала плечами. Нечто подобное приходило и в мою голову, но уделить этой мысли достаточно внимания я так и не успела. Знала только одно: книгу надо вернуть владельцу. Библиотекарь сказал, что это очень дорогое и редкое издание.
И нет, я далеко не букинист, способный оценить фолиант, но алчный блеск глаз служителя библиотеки сказал мне о многом.
«Напишу объявление и повешу в гостиной,
