места добираюсь за полчаса. Оставляю тачку у ручья и иду в чащу. Принюхиваюсь, прислушиваюсь — рядом где-то ходит, скотина осторожная. Но оборачиваться в зверя я не спешу — не хочу пугать сохатого волчьим запахом раньше времени. Метров пятьсот прошагаю, а там уже и перекинуться можно.
Стоять… Останавливаюсь и забираю ноздрями воздух.
Ля, а я здесь не один такой умный!
Кроме меня в лесу есть ещё один оборотень. Рядом. Ещё принюхиваюсь — это женщина. И снова здорово — знакомый ароматец. Многовато встреч с прошлым в последнее время.
— Добрый вечер, Захария, — выхожу на поляну.
— И тебе вечер добрый, Карим, — отзывается волчица.
Захария — дочь Назима. Давно я её не видел. Кто бы мог подумать, но из угловатой нескладной девчонки Захария превратилась в сочную девушку на выданье. Метки на шее у волчицы не видно — значит, не замужем. Но это ненадолго. Таких красавиц в стае быстро разбирают.
— Что в наших краях позабыла? — Присаживаюсь на поваленное дерево.
— Э-э… травы на полную луну собираю, — выдёргивает иван-чай с корнем.
— Возле поселения стаи травы уже не те? — хмыкаю, изучая волчицу внимательным взглядом.
Врёт. Захария здесь по другой причине. И мы оба эту причину знаем.
— Врать я никогда не умела, — дует щёки и выбрасывает цветок.
— Странно, что твой отец этого не понимает, — щурюсь.
— О чём ты? — Захария смотрит на меня полным непонимания взглядом.
— Назим несколько дней назад заглядывал ко мне в гости, — делаю паузу, слежу за реакцией девушки. — Он хотел, чтобы я вернулся в стаю. Я отказал. Достаточно грубо. — Снова замолкаю.
— И?
Захария искренне не понимает, к чему я веду. Или делает вид, что не понимает.
— Твой отец отправил тебя, чтобы ты поговорила со мной. Так?
Волчица вздыхает и присаживается рядом. Вид у неё не радостный — губки надула, пальчики выкручивает.
— Ох, Карим… — выдыхает с дрожью. — Мне сейчас не до папиных проблем.
— В каком смысле? — приходит мой черёд удивляться. — Разве проблемы стаи тебя не касаются?
— В стае всё плохо. Но у меня всё ещё хуже, — едва сдерживает слёзы.
— Рассказывай, — мне становится любопытно.
— Папа решил выдать меня замуж. За одного альфу из соседней стаи. Он… — волчицу передёргивает. — Он старый и мерзкий.
— Назим совсем с катушек съехал? — пытаюсь понять мотивы папаши, но не понимаю. — Ты его единственная дочь, зачем он с тобой так поступает?
— Хочет спасти остатки стаи, — Захария сверлит взглядом тёмную лесную чащу. — У нас отобрали территории, охотиться стало негде. Да и некому. Многие волки подались в город. Сейчас в поселении почти нет молодых оборотней, а стариков надо кормить. Мы едва концы с концами сводим.
— И Назим решил отдать тебя за старика, чтобы получить от него хороший калым? — спрашиваю, но уже понимаю, что это так.
— Папа очень старается. Он ведь бета…
Я послал Назима лесом, и он ничего лучше не придумал, чем продать собственную дочь замуж. Гений! А Захария — добрая душа — отца оправдывает.
— Здесь ты что делаешь? Сбежать решила?
— Сначала решила, — кивает, — но чем дальше я уходила от дома, тем больше понимала, что так нельзя, — роняет голову на колени и рыдает на весь лес.
Поохотился, твою мать…
— Слезами тут не поможешь, — кладу ладонь на плечо девчонки.
— Тут уже ничем не поможешь! — всхлипывает. — Даже твоё возвращение в стаю ничего не исправит… — лопочет, захлёбываясь слезами.
О как. Моё волчье самолюбие задето. Но…
Да, я, чёрт его дери, неудачник хренов! Отсидевший оборотень, который даже собственной матери не может помочь. У меня нет нормального дома, нет денег, нет семьи. Я одиночка. И в этом моя главная проблема.
Как бы я ни упирался, но Назим был прав, когда говорил, что природа оборотня — быть в стае. Моя удача, сила, ловкость — вообще всё — зависят от большой волчьей семьи. А её у меня нет. Как и всего остального. Живущая во мне ненависть к мёртвому отцу и собственная гордость не пускают обратно в стаю.
— Успокоилась? — поглядываю на Захарию.
— Прости, развесила тут нюни, — шмыгает носом, вытирая слёзы. — Мне пора возвращаться домой, — встаёт.
— Подвезти тебя? — бросаю девчонке в спину. — На машине быстрее, чем зверем.
Ну что, Карим, придумал предлог, чтобы своими глазами посмотреть на разруху в стае? Красавчик, чо!
— Подвези, — после недолгих раздумий соглашается Захария.
* * *
— Нет-нет, нам нельзя здесь ехать! — волчица на переднем сиденье активно жестикулирует.
— С чего вдруг? — рулю по страшным кочкам.
— Это больше не территория нашей стаи. Здесь охотятся другие волки.
— Я не в вашей стае. Мне насрать, — отрезаю совсем не вежливо.
Захария забывает про панику и задумчиво кусает губы:
— Разве ты не боишься, что чужие оборотни выйдут на дорогу? Мы залезли на их территорию, — почти шепчет.
— Я своё отбоялся давно. А всех желающих могу переехать, и попрём дальше, — подмигиваю девчонке. — Когда свадьба? — резко меняю тему.
— Через семь лун, — вздыхает волчица.
Неделя. Совсем немного осталось. Надо бы Назиму мозги вправить. Калым за дочь не решит проблемы стаи, а лишь отсрочит неминуемый конец.
— Ну вот, а ты боялась, — торможу у частокола из вековых сосен. — Приехали.
— Спасибо, что подвёз.
Поблагодарила, а выходить из машины не торопится. Могу понять. Сердце волчицы рвётся на волю, а разум говорит ей — останься в стае. Девчонку раздирает на части. Чувство долга — страшная штука.
— Отец дома? — глушу мотор.
— Наверное, — пожимает плечами. — На охоту папа давно не ходит — кости болят, так что по ночам он теперь спит.
— Вот и хорошо. Сейчас разбудим его, — выхожу из машины.
— Зачем? — Захария тоже выскакивает из салона.
— Попробую достучаться до его разума. Если там, конечно, ещё не всё маразм съел.
Иду к воротам.
— Карим! — волчица бежит за мной. — Ты, что хочешь поговорить с ним насчёт моей свадьбы? — догоняет и берёт меня под руку.
— Попробую. Посмотрим, что из этого выйдет.
Мы с Захарией неплохо раньше общались. Друзьями не были в силу разницы в возрасте, но я всегда относился к ней с теплотой. И сейчас так же. Когда меня попёрли из стаи, она была подростком. Можно сказать, ребёнком. Я не ждал, что юная девочка заступится за меня. Я ждал этого от других волков. От тех, кто имел вес и силу слова в стае. Их было немало, но все промолчали.
Старые обиды кипят и пузырятся в сердце. Я иду по поселению и смотрю на дома с заколоченными окнами. Раньше в них жили семьи — по пять-шесть волков каждая, а теперь это пустые деревянные коробки.
