— Юстина. Юсти Несравненная.
— Фаворитка Рамера Восьмого? — если бы Марк не сидел, то, наверное, попробовал бы упасть. Повод был. — Только не говорите, что я имею какое-то отношение к императорской семье?!
— Хорошо, не буду, — пожал плечами жрец, — но самого факта мое молчание не отменит.
— Боги претемные! — высказался Винкер и бросил виноватый взгляд на жреца, — Простите. Это не от недостатка уважения к вашей вере.
— Я помню, вы — атеист. И воспринял ваши слова правильно — просто как выражение очень сильных чувств. Несколько грубое, но мы ведь не в обществе молоденьких дебютанток. Вы — младший брат Императора. И если бы не заговор, который увенчался частичным успехом, то вы бы уже заняли полагающееся вам место в резиденции. Место, которое раньше, долго и успешно, занимала ваша мать.
— Фаворитки Рамера Девятого? — хмыкнул Марк, — боюсь, не получилось бы. Не говоря уже о том, что мы родня, мы оба предпочитаем женщин (одну женщину, но об этом помолчим).
— Не говорите глупостей, — поморщился жрец, — вы меня прекрасно поняли. Вас учили и воспитывали, чтобы вы стали незримым голосом храма. Тенью за троном.
Железный самоконтроль дал сбой: Винкера заметно передернуло.
— Впору поблагодарить неведомых заговорщиков, что этого не случилось, — откровенно сказал он, — спрашивать, кто они, думаю, бесполезно?
— Одно имя я могу вам назвать. Этого человека уже нет в живых. Ниточка оборвана, так что…
— Феро? — выстрелил вопросом Марк, — секретарь императора? Это он вывел меня из резиденции, отдал мусорщикам, а потом нашел в трактире и привел в приют Змея?
— Вы не можете этого помнить, — изумился жрец, — вы были слишком малы.
— Сожалею, — Марк пожал плечами. Шок был силен, но поддаваться ему он не собирался. И выдавать мэтра Габрио — тоже. — У меня великолепная память. Я помню очень многое. В том числе и айвовое варенье…
— Что ж. Тем лучше. Это все упрощает. Наш договор. И дальнейшую работу. Не придется ничего писать. Лишние бумаги, они всегда… лишние.
— Договор? Мне жить осталось до конца праздников.
— Пустое, — повторил жрец, — Храм вытащит вас отсюда быстрее, чем Нерги запихал. Если вы захотите отомстить — граф сядет на ваше место. Хотите? — в карих глазах впервые мелькнуло что-то, похожее на вызов.
— А, можно, вместе с князем? — Марк был — сама невинность.
Жрец помедлил.
— Не сразу. — наконец, сказал он, — Храм не всесилен. Но с вашей помощью он станет сильнее.
— Тот человек, в карете, говорил что-то про три предложения?
— Они совсем просты: шенга, клятва верности Храму и клятва личной верности своему куратору. В данном случае — мне. Это обычные правила при вступлении в наш орден. А потом мы выйдем отсюда вместе и вы забудете эти стены, как страшный сон. Надеюсь, я не услышу этих юношеских глупостей о предательстве принципов?
— Нет, уважаемый жрец. Вы их не услышите, — Винкер встал, — Но самих принципов это не отменит. Благодарю за визит и беседу. Было приятно и… познавательно. Сожалею, что не оправдал ваших надежд, но я уже говорил — принятие шенги под виселицей не лучшая идея.
Он аккуратно снял медальон с шеи и протянул жрецу.
— Я не верю в Святых Древних, но точно знаю, что боги существуют и оскорблять их считаю… стратегически неверным.
Жрец уставился на не-шенгу непонимающим взглядом. Посмотрел на Винкера. Снова на медальон.
— Вы отказываетесь? — не поверил он. — От жизни?
— От тюрьмы чуть более комфортной и смертного приговора слегка отсроченного? — уточнил Марк, — Конечно. Предпочитаю не тянуть.
— Глупец, — постановил жрец. Встал. И вышел. Проходя мимо он, буквально, сдернул медальон с руки Винкера. И только этот жест выдал, как жрец на самом деле расстроен и зол.
Дверь захлопнулась. Снаружи упали засовы.
…Позади осталось уже три бронированных двери, вход в следующую комнату был перекрыт огромной плитой, вытесанной из целого камня. Отодвигалась она магическим приводом, настроенным лично на Демона: на его кровь. Тот же ключик деактивировал все ловушки на пути, а ловушек было много: огнеметы, парометы, камнеметы… не говоря уже о банальных самострелах. И все в коридоре длиной меньше тысячи шагов.
— Параноик, — тряхнул головой Маркиз.
— Человек, не испытывающий иллюзий, — по своему обыкновению, мягко возразил Эшери. — Он не мог знать, что Сопротивление вынесло ему смертный приговор. Но, вероятно, догадывался. Как удалось обезвредить ловушки?
Маркиз заметно смутился:
— Когда мы сюда пришли, Демон был еще теплым. Дух просто свернул ему шею… а перед этим распугал всю базу. Их можно понять: сидишь, никого не трогаешь, ножичек точишь — и тут является такая страхидла. Я бы и сам в штаны навалял…
— Ловушки, — с улыбкой напомнил Эшери. Трепаться Маркиз мог долго, а съезжать с темы умел так виртуозно, словно лет десять практиковался на светских раутах. Только там, где паренька учили, Монтрез преподавал.
— Подвесили Демона к потолку на крюк, как барана, да сцедили кровь в тазик, — равнодушно пожал плечами Катиаш.
— Умно, — оценил Кот.
Привод они уговорили с помощью той же крови. Она уже начала пованивать, но магии было все равно, чем там и как пахнет.
— Заклинь, — бросил Монтрез, — кинжалом или, лучше, камнем. Если что, я эту дверь, конечно, вынесу. Но не уверен, что потом не придется выносить нас. По кускам. Все же скала, которую грызли сотни лет… Если она решит осесть от взрыва, я ее пойму. И даже осуждать не стану, любому терпению есть предел.
Все это напоминало детскую страшилку: в черной-черной горе есть черная-черная пещера. В этой черной-черной пещере есть черная-черная комната. А в черной-черной комнате… Вот тут облом — сейф оказался светлым, с отчетливым металлическим блеском. Здоровая дура в человеческий рост, намертво вмурованная в камень.
— Я могу попытаться разрезать двери, — в сомнении протянул Маркиз. — Но не уверен, что внутри нет охранки, которая, при попытке открыть
