— Нет… — голос дрогнул.
Данил одной рукой сгреб мои ладони, поудобнее перехватил их у запястий и, подняв над головой, прижал к дереву. Следуя за утерянным теплом его тела, я выгнулась. Свободной рукой он дотронулся моего живота, обвел пупок и, поглаживая кожу, спустился ниже. Коленом раздвинул ноги.
— А так?
— Не-ет… — я облизала пересохшие губы.
Данил осмелел, его ласки были томительными и в тоже время настойчивыми, точно каждым касанием он заявлял на меня права.
Его пальцы нащупали чувствительные точки, настойчиво продолжая мучительную ласку. Я сжала зубы, но стон сдержать не удалось.
— Скажи, Марта, — горячо шептал он мне в ухо. — Скажи, что хочешь меня.
Наслаждение рывками набрасывалось на тело. Я извивалась и стонала, упрямо сжимая губы, чтобы не проронить тех слов, которые он так жаждал от меня.
— Скажи… — настаивал он, то отступая и прекращая ласки, когда для полного удовольствия мне оставался всего шаг за край реальности, то требовательно продолжая, как только я переводила дыхание.
Эта игра изматывала меня. Погоня за удовольствием и собственное упрямство сплелись в один тугой комок, пока я, наконец, не сдалась на волю единственно возможному решению.
Когда терпеть больше не осталось сил, выгнулась навстречу Данилу и взмолилась.
— Я хочу тебя!
Он медлил.
— Пожалуйста…
Данил вошел в меня одним толчком. Резко и глубоко. Я закричала.
Не от боли.
От удовольствия, что пронзило от кончиков волос и до пят.
Он освободил мне руки, и я смогла опереться ими об ствол дерева, немного меняя позу. Данил сжал мою грудь и продолжил толчки на грани ярости.
— Я хочу видеть твое лицо… — попросила я.
Данил прервался лишь на миг. Он толкнул меня на землю, не заботясь о том, что причиняет боль. Небольшая грубость, граничащая со звериной дикостью, еще больше заводила меня.
«Нечто» просилось наружу.
Он навалился сверху, я крепко обвила ногами его талию и подалась вперед. Восхождение на вершину неги продолжилось.
Напряжение внизу живота нарастало. Метафорическая «пружина» сжималась, сжималась, сжималась. От непостижимого ранее удовольствия, мне казалось, что я умру. Именно здесь и именно так.
Утону в пучине страсти.
— Так лучше? — улыбнулся Данил, сжимая мои плечи.
— Да…
В его глазах плясали черти. Я улыбнулась в ответ и потянулась к губам Данила, выпрашивая поцелуй, но он увернулся, облизывая мою шею.
Наслаждение достигло апогея.
— О, Боже-е-е! — выгнулась я, когда «пружина» внутри меня лопнула и разогнулась.
— Не совсем, — хрипло возразил Данил, не прекращая движения.
Он прошелся языком вокруг кадыка, оставляя ласковые поцелуи, что горели на моей коже, двинулся немного левее и… укусил.
От ужаса я распахнула глаза! Острой болью перехватило дыхание.
Данил продолжал кусать шею и не переставал ритмично двигаться внутри меня. Казалось, что я сплю. Глупый ужасный кошмар. Но боль, которую я испытывала настойчиво твердила про обратное. Не сплю.
— Давно надо было это сделать, — он на миг поднял голову и обнажил окровавленные зубы, улыбаясь. — Больше не могу медлить. Хочу.
Кровь стекала по его подбородку. Серые глаза горели неистовым голодом и жаждой.
Почти теряя сознание, я отчаянно попыталась зажать кровоточащую рану ладонью, но Данил лишь улыбнулся и раздвинул мои пальцы, слизывая кровь.
Его глаза блеснули фиолетовым светом.
— Поздно, — уверил Данил меня, делая резкий толчок, и тут же запрокинул голову, сотрясаясь в удовольствии.
— Что… за… — слова потерялись, утопая в мерзостном булькающем звуке.
Ромашки были повсюду. Они склоняли в приветливом поклоне свои белоснежные лепестки, подмигивали желтыми сердцевинами, и просили не останавливаться, продолжать путь. Я бежала по залитому солнцем цветочному полю, заплетаясь в длинном синем платье. Мама подарила мне его на седьмой день рожденья. Сегодня.
Трава щекотала ноги и ласково перешептывалась. В небе, словно одна огромная неведомая птица, летала стая стрижей. Они то, закручивались вверх черной спиралью, то разлетались в стороны, точно сотни камушков. Это было завораживающее зрелище.
Гонимая ощущением полета, что дарили стрижи, я старалась вторить их путешествию здесь, посреди поля, на краю поселка.
— Марта, доченька! Смотри под ноги, не упади! — кричала мама.
Я знала, что она следовала позади меня, не отставая, но и не перегоняя. Точно не собиралась ограничивать свободу, но готова была подхватить и защитить в любой момент, когда это потребуется.
Мама за спиной была моим невидимым щитом. С ней я никогда ничего не боялась.
Жаль, что это не могло длиться вечность…
— Мата, ди! — пищала Машка.
Я на ходу оборачивалась, всматриваясь в ее пухленькое личико и короткие ножки, что, то и дело спотыкались, пытаясь догнать меня, но остановить бег не могла. Он дарил чувство полета.
Я представляла себя стрижом, и пыталась взлететь в ромашковом поле…
Каждый раз, в день моего рожденья, мы отправились через поле на берег Пятки, где устаивали маленькое пиршество. Мама, сестра и я. Отец часто пропадал на работе, его и дома увидеть было редкостью… Да и в компанию нашу, суто девичью, как я позже поняла, он вписывался с трудом.
На берегу Пятки почти всегда было многолюдно. Но мы огибали речушку, немного углублялись в лес и выбирали уютную ложбинку в колыбели елей. Здесь было интимно и тихо. Только кваканье жаб, трели птиц да переговоры сверчков разбавляли тишину.
— Особое место для особой девочки, — сказала мама, когда в первый раз привела меня на берег реки. Мне как раз только исполнилось пять.
Детские воспоминания слишком хрупки, никогда не знаешь, что именно врежется в память и когда всплывет на поверхность. Странно, что я почти ничего не помнила из своего детства, но вот эти перебеги через поле, ощущения полета и особые дни рождения — пронесла сквозь годы, сохранив до мельчайших деталей.
Наверное, потому что именно тогда была по-настоящему счастлива. Рядом с улыбающейся мамой и маленькой Машкой. И мир казался ярким, незабываемым и волшебным. Словно стая стрижей, что превращалась над моей головой в неведомую, огромную птицу.
Запрокинув голову, я вглядывалась в черную, не прекращающую движение стаю и мечтала стать ее частью. Раскинув руки, вдохнула на полную грудь и представила, как ветер подхватывает меня, даря крылья, и уносит далеко-далеко, далеко-далеко…
Встречный поток воздуха толкнул в спину, заставив зажмуриться от предвкушения близости неба. Под ложечкой засосало.
