— Во всех домах геранских аристократов были письменные комнаты, — произнес он. — Про это все знают. Любой раб мог бы рассказать тебе об этом. Например, Лира, если бы ты спросила ее.
Кестрел не осознавала, что он был знаком с Лирой — по крайней мере достаточно близко, чтобы невзначай обронить ее имя в разговоре. Разумеется, он был с ней знаком. Кестрел вспомнила, как скоро Лира ответила на ее вопрос о том, где находился Арин. Девушка говорила так, будто ответ плавал на поверхности ее сознания, подобно стрекозе, задолго до того, как Кестрел спросила об этом.
Кестрел и Арин играли молча, откладывая карточки, вытаскивая из колоды другие, открывая третьи, говоря только для того, чтобы повысить ставку.
Затем руки Арина замерли.
— Ты пережила чуму.
— Ах. — Кестрел не заметила, что свободные рукава с разрезами приподнялись, обнажая кожу внутренней стороны ее предплечий. Она прикоснулась к короткому шраму над левым локтем. — Да. Многие валорианцы заразились чумой во время колонизации Герана.
— Но лишь немногие получили помощь от геранцев.
Он не отрывал глаз от шрама.
Кестрел опустила рукава. Она взяла спичку и стала крутить ее в пальцах.
— Мне было семь. Я почти ничего не помню.
— Но я уверен, ты все равно знаешь, что произошло.
Она помедлила.
— Тебе это не понравится.
— Что мне нравится, а что нет — неважно.
Кестрел отложила спичку.
— Мы только-только переехали сюда с семьей. Мой отец не заболел. Думаю, у него была природная невосприимчивость. Он всегда казался… неуязвимым.
Лицо Арина напряглось.
— Но нам с мамой было очень плохо. Я помню, как спала рядом с ней. Ее кожа пылала. Рабам приказали разделить нас, чтобы ее лихорадка не усилила мою, а моя — ее, но каждый раз я просыпалась в ее постели. Отец заметил, что геранцев чума почти всегда обходила стороной, и даже если они заболевали, то не умирали. Он нашел врача-геранца. — Теперь ей следовало замолчать. Но Арин продолжал сверлить ее взглядом, и она почувствовала, что, если прервет рассказ сейчас, это будет ложью, которую он легко разоблачит. — Отец приказал врачу исцелить нас, или же он будет убит.
— И врач сделал это. — В голосе Арина звучало отвращение. — Испугавшись за свою шкуру.
— Не поэтому. — Кестрел посмотрела на свои карточки. — Я не знаю почему. Потому что я была ребенком? — Она покачала головой. — Он поранил мою руку, чтобы болезнь вышла с кровью. Как я понимаю, так делали все геранские врачи, раз ты узнал шрам. Он остановил кровь. Зашил порез. А затем развернул нож к себе.
Что-то мелькнуло в глазах Арина. Возможно, он пытался, как часто она сама перед зеркалом, увидеть ту девочку? Увидеть, что же такое в ней было, что врач решил спасти ее?
— А твоя мать? — спросил Арин.
— Отец пытался сделать на ее руке такой же разрез, какой врач сделал на моей. Я помню это. Было много крови. Она умерла.
В молчании Кестрел услышала, как падающий лист прошелестел по стеклу окна, открытого в темнеющее небо. Было тепло, но лето почти закончилось.
— Выкладывай свои карточки, — грубо сказал Арин.
Кестрел перевернула картинки, совсем не радуясь тому, что наверняка выиграла. У нее было четыре скорпиона.
Арин перевернул свои. Стук слоновой кости по деревянному столу показался неестественно громким.
Четыре гадюки.
— Я победил, — произнес Арин и собрал спички в ладонь.
Кестрел уставилась на карточки, чувствуя, как ее конечности немеют.
— Неплохо. — Она откашлялась. — Неплохая игра.
Он наградил ее мрачноватой улыбкой.
— Я предупреждал.
— Да. Предупреждал.
Арин встал.
— Думаю, я удалюсь, пока преимущество на моей стороне.
— До следующего раза.
Кестрел осознала, что протягивает ему руку. Он посмотрел на ее ладонь, а затем протянул свою. Кестрел почувствовала, как оцепенение схлынуло, но сменилось лишь изумлением другого рода.
Он отпустил ее руку.
— У меня есть дела.
— Например?
Она попыталась изобразить беззаботный тон.
Он ответил тем же.
— Например, мне надо пораздумать над тем, что делать с внезапно свалившейся на меня кучей спичек.
Он расширил глаза в притворной радости, и Кестрел улыбнулась.
— Я выведу тебя, — сказала она.
— Думаешь, я потеряюсь? Или украду что-нибудь по пути?
Кестрел почувствовала, как ее лицо приняло надменное выражение.
— Я в любом случае ухожу, — сказала она, хоть не имела подобных планов до тех пор, пока не открыла рот.
Они молча проследовали через дом и спустились на первый этаж. Кестрел заметила, как Арин на мгновение запнулся, когда они шли мимо дверей, за которыми скрывался ее рояль.
Она остановилась.
— Чем тебя заинтересовала эта комната?
Он бросил на нее резкий взгляд.
— Меня не интересуют музыкальные комнаты.
Прищурив глаза, Кестрел смотрела ему вслед.
Первое занятие Кестрел с отцом произошло в библиотеке, темной комнате с полками, заставленными от края до края томами в красивых переплетах. Лишь немногие фолианты были на валорианском языке: империя мало внимания уделяла литературе. Большая часть книг была на геранском, и, если немногие валорианцы хорошо знали этот язык, еще меньше было тех, кто мог читать на нем, так как алфавит геранцев состоял из других символов.
Генерал стоял, глядя в окно. Он не любил сидеть. Кестрел опустилась в кресло для чтения, намеренно подчеркивая этим жестом различия между собой и отцом.
Он сказал:
— Валорианская империя зародилась двадцать четыре года назад, когда мы заняли северную тундру.
— Легкую для завоевания территорию. — Кестрел не могла проявить себя перед генералом с мечом, но, по крайней мере, она могла показать ему, что знает свою историю. — Местное население было незначительным, разделенным на отдаленные друг от друга племена, которые жили в палатках. Мы напали летом, и кровопролития с обеих сторон случилось немного. Это была проверка, станут ли соседи Валории возражать против нашего расширения. Также победа имела символическое значение: она должна была воодушевить наших людей. Но в тундре невозможно вести сельское хозяйство, нельзя заниматься животноводством, и она поставляет мало рабов. Эти земли по большей части бесполезны.
— Бесполезны?
Генерал выдвинул один из ящиков, которые опоясывали стены под полками, и достал из него скрученную карту, а затем раскатал ее и прижал к столу стеклянными гирьками. Кестрел встала и подошла поближе, чтобы рассмотреть контуры континента и границы империи.
