Он двигался по малиннику, удивительным образом пробираясь меж колючих плетей так, что и листья не шевелились.
– И этот добрый будет… если выживет.
– И все-таки, – у Глеба так ловко не получалось, малина цеплялась за пиджак, за штаны, норовила ударить по лицу, и, коль уж не получилось, то хотя бы оставить след из липкой паутины. – Что там происходит.
– Драка.
– Это я и сам вижу.
– Так… – Васин почесал бритую макушку. – Я их… учу помаленьку, как оно, чтоб без оружия… простенькое пока, потому как малые. Но учатся, да… вот… парами ставил. Следил. Они и докумекали, что можно втихую поматузиться, чтоб я не знал.
Только не вышло.
– Пускай себе, тоже польза.
– А если кто кого порежет?
– Чем? – Васин достал из кармана самодельный нож и похвастал. – Пятый уже. Никак не угомонятся.
Глеб взял нож, бывший когда-то вилкой. Зубцы замотали плотным кожаным шнуром, а черенок заточили, пусть и плохо, но порезать кого при желании можно.
– А если есть еще?
Васин помотал башкой.
– Я ж не совсем дурной, приглядываю. Только вы шумный… вы того… идите, а то ж оно… почуют, после новое место искать станут. Намаешься.
Глеб сунул нож в карман.
– И того… в городе оно как-то… неспокойно. Воевать будем?
– Надеюсь, нет.
– Я обрез принесу. И так, по малости… а то ж оно как-то с обрезом поспокойней, ежели без него.
С этим Глеб готов был согласиться. Вот только…
– И стрелять будешь?
Васин пожал могучими плечами.
– Так оно-то… если полезут, то и буду. А коль мозгов хватит не лезть, то и не буду, – он отступил в тень, и фигура его словно размылась, готовая с этой тенью сродниться. – Шли б вы, барин, делом занялись. А туточки я пригляжу. Пускай валяют друг дружку, оно все полезней, чем втихую пакостить…
…этот гость прогуливался по улочке, привлекая взгляды и без того чрезмерно любопытных соседей. Он отходил от ворот, останавливался на углу, вперив взгляд в темное здание напротив, затем вздрагивал, будто очнувшись ото сна, и разворачивался на каблуках. Ровным чеканным шагом он добирался до противоположного угла.
И вновь замирал.
– Чем могу помочь? – поинтересовался Глеб.
За гостем он наблюдал уж минут десять и точно знал, что присутствие его не осталось незамеченным. Владислав Даниловский обладал отличным чутьем.
А еще поганым характером и нелюбовью к поездкам.
Стало быть, получил телеграмму.
Поверил?
– Доброго дня, – Владислав приподнял фетровую шляпу, и полы серого плаща его, слишком теплого для нынешней погоды, разошлись. – Несказанно рад встрече.
О характере своем он знал и боролся, пытаясь обуздать его, загоняя в тенета хороших манер.
– Могу ли я рассчитывать на приватную беседу по одному известному вам вопросу?
– Прошу, – Глеб открыл калитку. – Не думаю, что беседовать стоит на улице.
Высокий.
Темноволосый и бледнокожий. Тяготеющий к одеждам строгим, едва ли не траурного кроя, Даниловский являл собой тот идеальный портрет мастера Смерти, который одновременно и пугал людей несведущих, и внушал уважение.
А на то письмо, которое Глеб отправил еще зимой, Даниловский не соизволил ответить, впрочем, как и на приглашение. Школа ему была не интересна.
Не только ему.
– Надеюсь, вы понимаете, что за достоверность информации я не поручусь? – тихо поинтересовался Глеб. Даниловский же, слегка замедлив шаг, кивнул. Вот движения его отличались некоторой резкостью. И в том вновь же виделось проявление нервной натуры Даниловского.
– В данном случае я полагаю целесообразным проведение проверки, – он приподнял кофр. – Также до меня дошла некоторая информация о нестабильности настроения местного населения. Ввиду выросшего уровня агрессии, полагаю, что оптимальным решением будет переезд.
– Нет.
Даниловский слегка нахмурился. Но тотчас кивнул, признавая за Глебом право решать.
– В таком случае я предлагаю вам добавить в контур некоторые плетения. Семейные. Вы не будете возражать?
Настороженность.
Ожидание.
Ему явно неуютно в чужом доме.
– Не буду.
– Отлично, – Даниловский поправил белоснежный воротничок. – Я должен поставить вас в известность, что изначально сама ваша идея показалась мне несколько…
– Безумной?
– Не без того, – Владислав протянул было руку к двери, но, вспомнив, что в этом доме он лишь гость, отступил. – Однако при здравом размышлении я осознал, что, вероятно, в ней имеется рациональное зерно. Вы знаете, что напряженность поля в сублокациях за последние пять лет выросла в несколько раз? И уровень его настолько высок, что это нельзя объяснить естественными колебаниями.
– Боюсь… теория поля – это не совсем мое.
Кивок был слегка снисходительным.
Даниловский снял шляпу, положил на столик у двери, сделав вид, что не замечает тонкого слоя пыли, этот столик покрывшего. Следом отправились перчатки. И тронув перстень, Даниловский произнес:
– Я подготовил доклад Его Величеству. И я готов.
– К чему?
– Помогать вам во всем… этом, – он обвел рукой полупустой холл. – В своем докладе я, как мне кажется, сумел обосновать наличие прямой взаимосвязи между числом одаренных, активно использующих свой дар, и уровнем остаточной энергии.
Он осматривался с любопытством, и по выражению лица сложно было понять, нравится ли ему увиденное.
– Ремонт нужен, – сказал Даниловский, ковырнув поблекшую виньетку.
– Нужен, – согласился Глеб. – И не только ремонт. Но… наверх.
Собственный кабинет показался тесным.
И донельзя захламленным, впрочем, Даниловский, осмотревшись, просто скинул на пол папки и устроился в кресле.
– Когда вы написали впервые… скажем так, меня задели слова о вымирании. Я, как вы знаете, далек от… людей, – он потер перстень пальцем. – Специфика моего характера такова, что мне сложно ужиться и с обыкновенными людьми, не говоря уже о тех, кто подобен мне. И добровольная изоляция в данном случае отличный выход, особенно, когда она способствует изысканиям. Последние годы я изучал колебания энергетического поля.
Папки Глеб подобрал и отправил в шкаф.
– Мне было интересно разобраться в причинах возникновения аномалий. Мутации живого в неживое, и неживого в немертвое. Эту тему начал исследовать еще мой дед, но они с отцом не пережили войны. Я же был слишком мал, чтобы участвовать в ней.
К счастью.
Определенно, к счастью.
– И вот, сопоставляя данные, я пришел к выводу, что количество аномалий напрямую зависит от общей напряженности поля. Дед выявил некоторые критические точки, на которых и проводил замеры. Я повторил его работу. Данные отличались. Они весьма существенно отличались.
Белые пальцы Даниловского пребывали в постоянном движении. Они шевелились, касались один другого, чтобы тут же отступить и вновь потянуться. Он, застывший в кресле, словно прял невидимую нить.
– До войны прорывы были редкостью, а стихийная нежить если и появлялась, то мелкая и большей частью нежизнеспособная. Сейчас же… за прошлый год случилось три самопроизвольных поднятия кладбищ. Заметьте, не отдельных особей, а именно кладбищ, причем судя по докладам среди исходного материала встречался тот, который разменял не одну сотню лет.
Кости?
Да чтобы поднять кости без предварительной подготовки нужна не просто энергия, нужна демонова прорва энергии.
– Именно, – Даниловский кивнул. – Меня тоже заинтересовал этот феномен. В последнем случае удалось присутствовать лично, и могу сказать, что имело место не только поднятие, но и частичная трансформация в иную форму. Полагаю, если бы не прорыв, через пару-тройку лет вышла бы личинка костного червя.
Глеба передернуло.
…еще та тварь. Ему случалось встретить такого на границе, древний, обосновавшийся в кургане, пусть и ослабевший от бескомицы, он представлял собой чудовище, слепленное из остатков костей. Ребра, бедренные и локтевые, мелкие позвонки, усеявшие бугорками то подобие шкуры, которое прикрывало костяной остов. И бугры черепов, усеявшие голову.
